Хроники Маджипура - [64]

– Тогда останься, Серайс.

– Только если ты действительно этого хочешь.

– Я сказал тебе, да.

– Я не страшу тебя?

– Нет.

– Нарисуй меня еще раз, Терион, покажи мне любовь в своей картине, и тогда я останусь.

Он рисовал ее день за днем, пока не кончились холсты, и развешивал картины в хижине: Серайс у двикки, Серайс на лугу, Серайс в молочном вечернем тумане.

У него не было возможности готовить новые холсты, хотя он и пытался.

Они ходили в дальние походы, и она показывала ему новые деревья и цветы, животных джунглей, зубастых ящериц и зарывающихся в землю золотых червей, зловещих и неуклюжих аморфиботов, спящих днем в грязных мутных озерцах.

Они мало разговаривали друг с другом, – время ответов на вопросы миновало, и в словах больше не было нужды.

День шел за днем, неделя за неделей, в нескончаемом лете трудно было подсчитать время. Может быть прошел месяц, может быть, шесть. Они никого не встречали, по ее словам, в джунглях было полно метаморфов, но те держались где-то поодаль, и Нисмайл надеялся, что они оставят их в покое навсегда.

Однажды под мелким моросящим дождем он отправился проверить ловушки, и когда через час вернулся, то понял, что произошло что-то страшное. Едва он приблизился, из хижины выскочили четверо метаморфов. Он чувствовал, что один из них Сервис, но не мог сказать, какой.

– Подождите! – закричал он, когда они проходили мимо, и побежал следом.

– Что вы от нее хотите? Куда ее уводите?

На какую-то долю секунды один из метаморфов заколебался, и Нисмайл увидел девушку с каштановыми волосами, но то было лишь мгновение, и снова четверо метаморфов призраками скользили в глубину джунглей. Дождь пошел сильнее, опустилась тяжелая туманная мгла, отрезав видимость. Нисмайл замер на краю еще чистого пространства, крича сквозь дождь и шум реки. Ему почудилось, что он услышал плач, но это могли быть и звуки джунглей.

Преследовать метаморфов в густом белом тумане было просто невозможно.

Больше он никогда не видел ни Серайс, ни других метаморфов. Одиночество теперь стало совсем нестерпимым, и одно время он даже надеялся, что пьюривары нападут на него в лесу и убьют своими короткими отполированными кинжалами. Но ничего подобного не происходило, и когда стало ясно, что живет он теперь в чем-то вроде карантинной зоны, отрезанный не только от Серайс – если она была еще жива, – но вообще от всех метаморфов, он не смог больше оставаться здесь. Собрав картины с изображениями Серайс, он заботливо закрыл хижину и начал долгое и опасное возвращение к цивилизации.

Оставалась неделя до его пятидесятилетия, когда он добрался до Замковой Горы. За время его отсутствия Лорд Трэйм стал Понтифексом, а новым Короналом стал Лорд Вилдивар, питавший мало симпатий к искусствам. Нисмайл снял студию на набережной в Сти и снова занялся живописью. Работал он только по памяти, создавая мрачные и тревожные сцены из жизни джунглей, где часто таились в засадах метаморфы. Подобные работы были не всем по душе в добром и веселом мире Маджипура, и поначалу у Нисмайла было всего несколько покупателей. Однако со временем его работы попали к герцогу Квирайну, уставшему от солнечной безмятежности и совершенства местных живописцев. Благодаря покровительству герцога, картины Нисмайла вошли в моду, и в последующие годы его жизни всегда имелся рынок, готовый принять любую его работу.

Ему подражали многие, но никогда удачно, о нем писались многочисленные эссе и биографии.

– Ваши картины такие буйные, непокорные и необычные, – сказал ему один школяр. – Вы придумали какой-то новый способ работы!

– Я работаю только по памяти, – объяснил Нисмайл.

– Наверное, больно вспоминать такое?

– Не совсем, – ответил Нисмайл. – Все мои работы предназначены для того, чтобы помочь мне заново познать радость жизни, время любви, время счастья и самых драгоценных дней моей жизни. – Он смотрел сквозь школяра и видел далекие туманы, густые и мягкие, как шерсть, которые окутывали заросли высоких стройных деревьев, перевитые сетью лиан.

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

Эта история заставила Хиссуне вспомнить начало своих поисков в архивах.

Снова Тесме и хайрог, правда, роман разворачивается между мужчиной и чужачкой. Вообще-то, сходство было поверхностным; совершенно иные люди, в совершенно непохожей ситуации. Хиссуне стал лучше понимать художника Териона Нисмайла, чьи картины до сих пор висели для всеобщего обозрения в галереях Замка Лорда Валентина, но метаморф осталась для него загадкой, тайной за семью печатями, как, скорее всего и для самого Нисмайла. Он поискал индекс с записью души метаморфа, и нисколько не удивился, не найдя такого. То ли Изменяющие Форму не вели записей, то ли их аппараты были неспособны принимать эманации сознания, то ли им просто не давали пользоваться архивом. Хиссуне ничего не нашел. Со временем, говорил он себе, на все найдется ответ, тем более, что оставалось еще очень и очень много неисследованных возможностей. Воздействие Короля Снов, например, на души людей – он хотел узнать об этом побольше. Тысячи лет потомки Барьязида терзают спящие сознания преступников, и Хиссуне хотел понять, как это происходит. Он рылся в архивах, и после долгих поисков судьба вручила ему душу человека, унылого торговца из города Сти.