Хроники Каторги: Цой жив еще - [24]

Выхватив Бугая, искатель расстрелял весь барабан. Запах пороха приятно щекотал ноздри, и каждый новый выстрел подобно молоту прибивал монстра к земле, но смола впитывала все без остатка, изредка рассыпаясь бисером крови и клочьями мяса. Первым выстрелом отстрелил рог, остальными - расчертил угловатую черепушку, соскоблив ленточки шкуры до кости, которую тут же затянуло смолой. Бес закипал яростью; отскочил для новой атаки и, взревев, помчался к антенне.

Искатель не стал дожидаться, оттолкнулся в момент удара, сила которого едва не развалила тарелку. В прыжке выпустил пыльцу, втянул в себя, сколько смог и плюхнулся на землю. Поспешил скрыться, пока тварь разнюхивала расплескавшуюся из фляги мочу. Не мог бес учуять ее, они не заходят так глубоко на Пепелище, им ненавистен ор крикунов, хотя признал: этот - какой-то дурной.

Цой перемещался, стараясь не попасться чудовищу на глаза.

Спрятавшись за обломками, осторожно выглянул: бес водил за ним мордой, как железяка, непрерывно тянущаяся к магниту, будто нечто невидимое выдавало расположение искателя.

На миг их взгляды встретились, рев беса сменился криком боли и погоня началась. Искатель выпустил облако пыльцы, вдохнул все без остатка: застучало в ушах, затарабанило в висках - пыльцы оказалось так много, что на глаза опустилась красная пелена: серое налилось алым, пульсирующим. Цой ощущал тело единым сгустком энергии и силы. Петлял меж останков железных цветов, пытаясь скрыться - бес мчался следом, разметывая рухлядь в стороны, будто они и не из железа вовсе. Искатель бежал без оглядки; резко дернуло назад и вверх - бес, поймав на рога, отбросил точно тряпичного.

В воздухе, у самых ног клацнули зубы.

Поднявшись, побежал быстрее. Приближавшийся рев и горячее дыхание, обдавшее шею, заставили ускориться. Сам не понял, как выскочил обратно к антенне. Мчался к ней, а глаза лихорадочно выискивали место, что позволит проникнуть внутрь и укрыться: заваленные двери, трещина в стене, - в нее не протолкнуться, косые проемы окон. Махнул в амбразуру, с грохотом влетел в комнатную утварь, ноги вязли в скарбе, точно в болоте. Продравшись через хлам, устремился прочь. За спиной загремело, раздался удар - бес снес собой стену. Где-то над головой разрастался протяжный металлический стон. Едва унес ноги от рухнувшей стены и обвалившегося потолка, за которым раскатами сыпались громоподобные звуки. Клубы пепла и многовековой пыли перегнали и окутали Цоя, наполнив собой помещение.

Тяжело дышал, легкие жгло болью, горло пробивало хрипом. Уткнувшись в стену, медленно сполз. Тело непослушно подрагивало, потом сотряслось ознобом - пыльца отпускала. Анна называла расстройство абстинентным синдромом, но от знания лучше не становилось: мышцы непроизвольно сокращались, подчиняя тело, под желудком сильно болело и подсасывало. Усиливалось чувство тревоги, которое пытался подавить; сердцебиение, с которым не совладать. Руки, ноги - все неудобное, будто не его. Челюсти свело, слюны во рту - продохнуть невозможно, вдыхал носом, стараясь не терять влаги. Прошибал пот. Мышцы свело судорогой, а тело выжимало, подобно полотенцу. Озноб расплавило жаром, искатель почувствовал разгладившиеся пупырышки на коже, лицо, налившееся краской. Сердце ускоряло ритм, строчило очередью - скоро все кончится. Последний удар всегда особенный и хорошо ощутим - глухое бум, - и звук эхом пронесся по опустевшему телу, отчетливо прозвучал в пустой голове, а дальше: тьма и забвение.

Двести тринадцать. Он себя приучил: число всегда приходило первым.

Когда ожил, завеса осела, и искатель вернулся к завалу.

Подходил осторожно, почти крался. Пелена рассеивалась. Все, оставшееся от беса - смолистая лапа, торчавшая из груды обломков; содрогалась в предсмертных конвульсиях. Живучая тварь, даже погребенная тоннами железобетона, пыхала из-под завала облаком пыли и боролась за жизнь. Смола, под гнетом которой лапа стремительно усыхала, изламывалась страшным треском, как будто вязкая жидкость тянула из нее последние соки жизни, тем самым пытаясь продлить свою. Искатель не стал дотрагиваться - наблюдал, держа клинок наготове, как смола превращала мясистую конечность в сухую кость, а затем, шипя, иссушилась сама и опала, оголив молочный скелет.

Цой ждал, предвкушая неладное: вдруг - не конец, и случится что-то еще, где-то в глубине ютилась надежда на продолжение, но напрасно.

Приблизился. Выломав прут испещренный кусочками бетона, ткнул им в черные пятна - развеялись в воздухе без остатка; и в Монструме накарябать толком нечего. Понять бы, что за слизь такая, на раз-два, высушившая беса и где такой раздобыть. Растормошил останки беса: плюнул, постучал лезвием Оли, - ничего. Недоуменно сдвинул брови. Выудил из костяшек коготь, рассмотрел - потряс - никакой реакции, только поранился по неосторожности, но порез быстро затянулся. Свернув куртку в подобие мешка, сложил кости.

Осталось найти выход.

Безрезультатно бродил под осыпавшимися, грозившими обвалиться тяжелыми сводами в поисках дверей, ведущих наружу, пока не заметил пролом в полу. Бросил вниз штуку с кнопками, идеально уместившуюся в ладони; ее стащил со стола неподалеку. Достигла дна почти моментально: там метр, может два, но темно - жуть.