Хроники 1999 года - [35]

Уходя, немцы оставили много мин, в том числе с приманками – под куклами, ножичками, зажигалками и т. д. Очень много подорвалось людей.

В конце марта проводила Степу в артиллерийское училище во Владимирскую область, в Гороховец.

IV

2 декабря 1943 года родился у меня Борик. Роды были тяжелые, так как детское место не отходило. Потом я болела, а акушерка носила мне стрептоцид – тогда это был большой дефицит. Жилось очень тяжело. Вместо пеленок мама найдет на улице тряпку, выварит ее в золе. Вместа одеяла мне подарили старый вязаный платок. Правда, потом люди помогли – принесли распашонок, платочков, пеленок. Было и голодно и холодно. Топили будяками, которые папа и Юра каждый вечер собирали. Все руки исколят. Спасало то, что у меня было много молока. Я думала, что никогда у меня не будет пальто, постели.

Весной нам дали землю. Люди дали семян тыквы. В основном я и Юра ухаживали за ними. Урожай был небывалый. Тыквы приходилось катить – не поднять! Нагрузили целую арбу. И если зимой папа уже начал пухнуть от голода, то теперь мы и варили и пекли очень сладкую тыкву. Из абрикосовых косточек мы с мамой сварили очень хорошее мыло. На базаре литр молока – 30 рублей, пиленый кусочек сахара – 5 рублей, ведро картошки 300 рублей. Так что тыква нас спасла. Однажды бомбили станцию, и я очень боялась за Борика. Я не работала – не с кем оставить ребенка. Хозяйка подарила ему кастрюльку и эмалированную красную сковородочку. Так мы пережили еще одну зиму. Степа из части прислал справку, и мне как жене военнослужащего иногда давали муку (по 8 кг). Стало легче.

В 1944 году в сентябре месяце папу и маму перевели в ж-д школу в город Новороссийск. Поехали мы туда в конце сентября. Недалеко от элеватора нам дали небольшой дом, около которого взорвалась тонновая бомба. Одна стена на 8-10 см отошла от остальных трех. Нет ни окон, ни дверей, ни потолка, ни пола. На полу только бревна, на которые накладывают пол. Денег у нас, конечно, нет. А стекло, дерево, шифер на вес золота. К тому же заболел Борик, как я думаю, холерина – очень сильный понос. А ему только десятый месяц. Стал как щепочка. Корова одна на весь город. Папа достал стакан свежего чистого виноградного вина, но и оно не помогло. Врачей еще не было. Нам помогло то, что директор на место папы кого-то принял и поэтому дал открепление. В управлении ж-д, как узнали об этом, очень возмутились. Но мои родные решили ехать на Украину – туда, где дешевая картошка. Сели мы в Новороссийске в пассажирский поезд до Ростова. Я так и думала, что мой сыночек не выживет, тем более что едем неизвестно куда. Напротив нас сидела женщина и ела кизил. Борюша потянулся к нему. Я сказала ему: «Боричка, зачем это, ты и так больной». Женщина расспросила меня и сказала, что пусть ест ягодки. Борик съел штук десять и заснул. Проснулся здоровым. Я даже косточки от ягод собрала.От Ростова до Таганрога доехали пригородным. Я с Бориком, мама и Юра ночевали на вокзале, а папа сидел на улице, сторожил корзину с детскими вещичками. Наверное, задремал, и корзину украли. Из Таганрога на Украину мы и множество людей ехали на платформе с углем. Я боялась заснуть и уронить Борика. Поэтому и не доверяла его папе. Очень пригодились ходики, ремень, ватерпас. Их растянули на три раза, и папа с Юрой трижды покупали за них большую миску вкусной, толченой, горячей картошки. Люди советовали папе и маме ехать на Винничину, там дешевле всего картошка. Мы знали, что в селе Крестителево Полтавской области живет моя свекруха, Степина мама. И решили, что я с ребенком побуду у нее, пока родители не устроятся. Я вышла в Черкассах – у меня была вяленая рыбка и немного денег. Очень хотелось есть, и я пошла на базар, где купила небольшой горшочек ряженки, и мы с Бориком поели. Женщина не взяла с нас денег. И сказала, что мне надо на лодке переплыть Днепр, а лучше поехать до Золотоноши на поезде. Стоял товарный состав. Да, я на базаре умылась сама и умыла Борика. Забрались мы на площадку товарного вагона, и туда же села женщина с ребенком, больным корью. От него заразился и Борик. Днепр переезжали ночью. Мост был временнный, и мост и состав шатались, было жутко. В Золотоноше я зашла в зал, где покатом спали люди. Мы примостились рядом. А утром я увидела, что по ним прямо ходят вши. Мы быстренько вышли. Я спросила дежурного по вокзалу, как добраться до Крестителево. Он сказал, что надо пройти на нефтебазу, куда ходят грузовики из сел. Но на нефтебазе сказали, что уборка хлебов закончена, машины тут больше не бывают, и лучше мне добраться до станции Пальмира. В Пальмире никто не хотел меня брать на машину с маленьким ребенком. А Борик еще и заболел, опять понос и, наверное, корь. Потом одна женщина уговорила шофера, и он повез нас. Часто останавливался, чтобы я покормила ребенка и перепеленала, дал кожух. Уже было начало октября. Потом сказал, что до Крестителево 4 километра, а ему в другую сторону. Я давала ему рыбку вяленую. Он очень обиделся: «Я вез вас из чувства сострадания». Я прошла немного, но так было кругом хорошо, тепло. Я села, развернула Борика. И вот тут он, наверное, схватил воспаление легких. Когда я дошла до села, то все, показывая дорогу и глядя на Борика, говорили, что он похож «на Дубив» (сельское прозвище Косенок).