Хроника любовных происшествий - [59]
Техник-дорожник страдальчески наморщил лоб.
– Никому я не нужен. Панна Олимпия дала мне от ворот поворот. Пойду на фронт сражаться за отчизну.
У Олимпии слегка затуманились глаза. Она глотнула пойла, привезенного паном Хенриком. Пышный бюст с любопытством выглядывал из декольте пестрого халата.
– Какой от ворот поворот, о чем он болтает? Надо сначала себя показать.
– Молчи, глупая, – шикнула сестра. – Мать лежит с сердечным припадком.
– Тебе хорошо, подцепила гимназиста, бесстыдница.
– Ну и что, ну и что? Мы почти ровесники, верно, Левушка? Вспотел, бедняжечка, расстегни рубашку, вот так, не стыдись, смотри, сестричка, лохматый, как медведь.
Тут в недрах дома застонала дурным голосом Путятиха. Однако никто на это не обратил внимания.
– Какая вы смелая при людях, – сказал техник-дорожник. – Ах, кокетка, кокетка.
– Садитесь рядом со мной, будем нюхать ночную фиалку.
– Восемь месяцев сюда езжу. Работу совсем запустил.
– И прошу вас расстегнуть рубашку.
– Почему я должен расстегиваться?
– Вижу, вы запарились, козленочек. Хочу, чтобы расстегнулись.
И Олимпия схватила пана Хенрика за рубашку. Тот неуклюже отбивался.
– Ах, какая нежная кожа. Полюбуйся, сестричка, совсем как у девушки.
– Боже ты мой, боже, – заныла Путятиха, показываясь в окошке с огромным компрессом на голове.
– Лежите, мама, не пугайте людей.
– Проклинаю вас, распутные клячи.
– Ну ладно, ладно, к чему эти громкие слова?
Техник-дорожник выставил из-за забора смазливую физиономию порядочного осла.
– Как полагаете, пан Витек, я нормальный или ненормальный?
– Бог ведает. Хорошо бы вам провериться.
– А вдруг проверка даст отрицательный результат? Лучше пусть все останется по-старому.
– А вас никогда не тянуло поэкспериментировать?
– Собственно, особой тяги не испытывал. Хотя возраст уже подходящий и следовало бы жениться, как все.
– Почему считаете, что у вас отклонения?
– Отойдем, дорогой, в сторонку, я тебе кое-что покажу. Ты медик?
– Скоро буду медиком.
– Тогда пошли, надо же кому-то мне показаться.
Витек толкнул калитку, а пан Хенрик схватил его за рукав.
– Вон там, в тени, лучше всего. Ты мне скажешь правду. Впрочем, нет. Пусть все так и останется. Пойду на фронт, там сразит меня шальная пуля. К чему теперь трепать нервы. Споем вместе, дорогие мои. «Через год, через день или мгновенье, может, не будет нас…» – затянул он неестественно высоким голосом старинную песню.
А на дороге почему-то перекусались лошади в артиллерийской запряжке. Орудие в брезентовом чехле кособоко катилось по канаве. Его догоняли всполошившиеся солдаты, на бегу теряя конфедератки.
– Лев Тигрович, а ты нашел клад? – спросил Витек.
– Еще нет. Но через месяц-другой найду. Почему спрашиваешь?
– И мне клад теперь понадобится.
– Начинаешь новую жизнь?
– Впервые начинаю новую жизнь.
– Почему говоришь «впервые»?
– Потому что, пожалуй, весь свой век мы будем начинать новую жизнь.
– Ох, мать вашу, поскорей бы настал вечер, а то подохну. Что у нее там между ног, ох, Витька, Витька!
– Я теперь тоже буду дожидаться вечеров.
– Уже попробовал?
– Нет, но знаю наверняка, что попробую. Чувствуешь, как пахнет весной?
– Я только ее чувствую, свою суку.
– Левка, куда ты девался? У меня кружится голова. – Цецилия опрокинулась навзничь, прикрыв глаза рукой.
– Я здесь, моя кошечка. Уже бегу к тебе.
– О Боже, Боже, прости блудниц явногрешных, – стонала за окном Путятиха.
И тут из сада вышла Грета. Мертвенно-бледная и заплаканная.
– Мне так плохо, что кажется, я сейчас умру. Ты меня слышишь, Витольд?
– Тебе надо пойти в кусты и сблевать эту мерзость.
– Нет, лучше умереть. Тут мне очень скверно, а там будет еще хуже.
– В твоей Баварии?
– В Баварии или Швабии. Что вы со мной сделали?
– Смотри и запоминай эту долину. Видишь, древние дубы на том берегу, видишь, город, словно плотина перегораживающий долину, слышишь, колокола церквей и костелов, слышишь, замедленное движение облаков, которым хотелось бы остаться тут навсегда?
– Поедем вместе, Витольд. Этого мне будет достаточно.
– Я тебя обязательно навещу.
– Когда?
– Когда ты забудешь обо мне.
– Вы меня отравили.
– Иди облегчись в кустах.
– Ох, этого не вытошнить. Вы отравили мое сознание, нет, погоди, вы, пожалуй, отравили мое бедное, немощное сердце.
Грета уронила голову, осыпав замшелый забор льняными волосами. Высоко над землей толклись тучи мошек. На дороге все еще ругались солдаты, выстраивалась заново колонна артдивизиона.
– Пан Хенрик, миленький, скажите какой-нибудь стишок, – попросила Олимпия капризным тоном.
– Я пишу теперь белые стихи.
– Пусть будет белый. Пожалуйста, букашечка, продекламируй для меня.
– Как я вас ненавижу.
– Ну, скажи стих о любви. Хотя бы самый крохотный. Вот такусенький.
Пан Хенрик взглянул против света на щербатую кружку, словно это был хрустальный бокал.
И тупо уставился на корявую линию горизонта.
– Это все? – спросила Олимпия.
Пан Хенрик словно отпустил с привязи голову. Она упала ему на грудь.
– Абсолютно.
– Фу, как некрасиво, пупсик. На кого обижаешься? На нас или на Господа Бога?
– На мать-природу. Перестрелял бы вас всех сегодня при ясной погоде, да пистолет уже сдал. Не стоит надрываться. Где тут смысл, где рифма, где мелодия? – И пан Хенрик машинально ощупал брючные карманы.
Тадеуша Конвицкого называли «польским национальным сокровищем» – и с полным на то основанием. Его книгами зачитывались миллионы в Польше и за рубежом, по ним снимались фильмы (так, «Хронику любовных происшествий» экранизировал сам Анджей Вайда). Вашему вниманию предлагается роман, написанный Конвицким уже в новых исторических и экономических условиях, лирическая трагикомедия о том, как трудно найти свое место в жизни, особенно если находишь утром в своей кровати труп обнаженной незнакомки...
Эта книжка – не для примерных детей. Примерные дети ничего из моих воспоминаний не извлекут. Не стоит и стараться. А вот проказники – совсем другое дело. Проказники найдут в этой невероятной истории много поучительного, уйму ценных мыслей, а главное – глубокое понимание и сочувствие их нелегкой доле. Я чуть было не написал: бездну понимания и сочувствия, но вовремя спохватился, что это прозвучало бы как фраза из предисловия к детской книжке. А мои удивительные приключения правдивы, как правда, самые что ни на есть взаправдашние.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».