Хроника любовных происшествий - [57]

– Кукушка утверждает, что впереди у нас долгие годы жизни. Великое множество огорчений, радостей, поражений и побед, смертей и воскрешений. Не бойся, почему ты отворачиваешься? Взгляни, твои волосы перемешались с травой, божья коровка бежит по виску к глазам, несет тебе добрую весть. Даже деревья говорят, что все у нас будет хорошо, и удивляются, и нас ободряют. Взгляни, какие они довольные.

– По-твоему, я должна очертя голову броситься в неизвестность?

– Нам это по плечу. Нам двоим, и больше никому на всем белом свете.

– Где ты был, когда я тебя не знала?

– А ты где была?

– В своем собственном небытии. У меня голова идет кругом от того, что деревья качаются.

– Подожди, я заслоню тебя от них и от неба.

– Нет, так я совсем потеряю голову.

Витек наклоняется, припадает губами к ее губам. Она напряженно прислушивается. Вцепилась пальцами в траву.

– Я все это люблю, – шепчет Витек, торопливо целуя ее горящими губами. – Твои переменчивые глаза и удивленные брови, твой любопытный нос и улыбающийся рот, робкую шею и горячие, пугливые груди.

Он застывает, слившись с ней губами. Что-то ритмично стучит все быстрее в висках, и этот стук, как удары копра, заглушает бормотанье реки, шум леса, всю жизнь на дне долины. Стук этот, вероятно, достигает предместья, взмывает над городом, и все слышат отзвук буйства молодой крови.

– Ох, я умираю.

– Нет. Это пробуждается взрослость.

Витек хочет ворваться рукой в вырез платья. Трясущиеся пальцы цепляются за пуговицы, за бретельку лифчика, за складки шелка. Наконец всей ладонью накрывает трепетную, как птица, грудь. Сердце ее бешено колотится о тонкие ребра. Она медленно закрывает глаза. Внизу, под их убежищем, кто-то отчаянно скулит.

– Откуда я это помню? – шепчет он в ее вспухшие, липкие, как надкушенный абрикос, уста. – Когда я это уже пережил?

Алина молчала. Замерла на ложе из трав, благоухающих солнцем и горечью. PI ладонь Витека поползла по впадине живота, подернутого тончайшим покровом испарины. Ее недвижимость ободряла его. Но когда в дикой оторопи подобрался он к краю горячего мха, Алина вдруг с силой оттолкнула его голову и повернулась на бок, загородив лицо локтем.

– Нет, погоди, не надо, ох, у меня разорвется сердце.

Пуговица с ее платья покатилась среди старых желудей, сосновых игл и прорастающих трав. Кто-то неустанно канючил у них в ногах. Это жалобно повизгивал и угрожающе рычал Рекс. Вертелся вокруг, испуганный, несчастный. Пытался ухватить Витека зубами за ботинок, но приступы рыданий мешали ему осуществить задуманное.

Алина медленно поднимает дрожащие веки.

– Где мы были так долго?

– Там, где сбываются сны.

– Нет, это совсем другое место. Может, на берегу океана или среди снежных вершин?

– Почему ты меня оттолкнула?

– Я хотела прийти к тебе в длинном белом платье, в прозрачной вуали, которую колеблет ветер. Пусть это будет красиво.

– Будет красиво. Открой лицо. Ты меня стесняешься?

– Я не стесняюсь. Я слушаю тебя. Кажется, кто-то ужасно плакал.

– Рекс, твой пес. Испугался нашей любви.

Алина отвела руку от лица, устало уронила ее на упругие кустики чабреца. Он уловил мимолетную, бледную, рассеянную улыбку на ее губах.

– А ты не боишься нашей любви?

– Нет. Ведь она единственная. Другой такой нет на свете.

– Откуда ты знаешь?

– Эту долгую ночь я был один на один с ветром и небом, со звездами. И теперь знаю все. Я выстоял тебя, как терпеливая птица.

– Какая птица?

– Наверняка есть такая, самая терпеливая.

Алина приподнялась, пошатываясь, поправила волосы, в которых запутались былинки и непроросшие семена трав.

– Так что же с нами будет? – спросила она с той же отрешенной улыбкой.

– Думаю, что теперь ты будешь командовать.

– Всегда я?

– Нет. Иногда и я. Но всегда мы будем знать, когда тебе распоряжаться, когда мне.

– Ты не боишься моих капризов?

– Я знаю, ты рождена в полночь тринадцатого числа того месяца, когда земля содрогалась от молний.

Алина наклонилась и припала к его губам.

– Мы сбежим после экзаменов?

– В какой-нибудь из университетских городов. Я буду работать и учиться, а ты – учиться и вести дом.

– А ты станешь самым знаменитым врачом?

– Ты будешь женой прославленного профессора.

Алина снова поцеловала его и шепнула, не отводя губ:

– Может, и я уже люблю?

– Наверняка. Можно ли не любить меня?

– Два хитрейших человека в округе заврались насмерть.

– Это прекрасно.

Рекс терзал когтями дерн, заглушая отчаянье или тоску. Комья лесного чернозема летели вниз, как черный снег.

– Крота ищет, – сказала Алина.

– Нет, притворяется. Страдает от ревности. А Сильвек?

– Что Сильвек?

– Ты не ответила на вопрос.

– Сильвек в ссылке. Впутался в историю, которая сродни нашей. Взгляни, что-то блестит в реке. Раковина или монета. Думаю, нам на счастье.

Действительно, что-то поблескивало между воронками водоворотов и шевелящимися бородами водорослей. За обрывом, в каньоне предместья, все еще распевали марширующие солдаты.

– Это монетка, которую ты мне когда-то дала. Пятьдесят грошей, с которых все началось.

– Почему ты бросил ее в реку?

Витек уже скользил по глинистому откосу, к которому кое-где лепились кусты на островках дерна, принесенных ливнями.