Хроника любовных происшествий - [56]
Витек расстелил шинель на песке незавершенной дороги. И тут заметил высыпающиеся из подкладки крупные кристаллы темной соли. Поймал один, похожий на градину, положил в рот. Остальные стряхнул с шинели. Соль мгновенно поглотил сыпучий, подвижный песок, горячий, как пепел разворошенного костра.
Витек улегся на шинели. Лежа под душным пологом зноя, он подавлял в себе какой-то страшный, могильный холод, который прорывался наружу мелкой дрожью. Растирал языком по нёбу соленую горечь и смотрел ввысь, в монотонно-голубое небо, каким оно тогда бывало. Смотрел-смотрел и уснул.
Разбудил его чей-то взгляд. Он осторожно разлепил веки, налитые пульсирующим багрянцем. На дороге рядом с ним сидела Алина. Из маленького кулачка, словно из песочных часов, выпускала она струйку песка. Снова звонил колокол, теперь уже созывая на полуденную молитву.
– Что ты вытворяешь? До чего ты себя довел? – спросила она тихо.
– Не надо было со мной связываться.
– Я связывалась? Да ты все это выдумал.
– В таком случае тебе вообще не следовало родиться, – произнес он, с трудом глотая пересохшим горлом слюну. – Теперь уже поздно.
– Что поздно?
– Сама прекрасно знаешь. Идем, не сидеть же здесь, на виду у всех.
Она послушно встала. Он шел впереди, она – чуть отставая. Шли по краю ольшаника, пленившего реку от истоков до самого устья. Аисты все еще обдумывали резолюцию или попросту дремали, сморенные зноем.
– Мы поженимся сразу после экзаменов, – проговорил Витек усталым голосом.
– Вижу, что ты действительно спятил. Мои родители никогда не согласятся.
– Потому что я сын самоубийцы? – спросил он, не оборачиваясь.
Откуда-то из-за железнодорожного полотна доносилась залихватская походная песня, которую пели усталые взводы. Это приближался к городу Восемьдесят пятый полк.
Алина робко коснулась его руки.
– Именно поэтому ты возбуждал мое любопытство.
– Только поэтому?
– Не знаю.
Витек остановился, обернулся, Алина замерла, пожалуй, в притворном испуге. Солнечный свет сфокусировался в ее волосах, пышных, как сноп. Он пожирал взглядом ее потемневшие глаза цвета речной воды перед грозой, ее рот, напоминавший о цветущем вереске, золотистую кожу на шее, где тревожно билась жилка, словно перышко птицы.
– Не смотри на меня так. Я смущаюсь.
– Теперь уже слишком поздно, – повторил он.
Дошли до крутого поворота реки, над которым возвышался жуткий склон. Вода бежала тут резвее, бурля у подмытых коряг и огромных, угловатых камней. Уселись на маленьком травянистом балкончике, прилепившемся к обрыву. И могло им теперь показаться, будто они бесшумно летят над рекой в гондоле воздушного шара.
– Что он у вас делает?
– Кто?
– Этот Сильвек, якобы кузен. Только не ври, а то задушу.
Алина прилегла среди кустиков чабреца, благоухавшего горечью и солнцем.
– Что делает? Может, меня обожает?
Витек наклонился над ней. И в этот самый момент подала голос кукушка, совсем близко, вероятно, с соседнего дерева.
– Ну, кукушка, – сказала Алина, – сколько лет я еще проживу?
– Сколько лет проживем мы оба?
Но птица молчала. Тогда они подумали, что кукушка просто подсчитывает. А река вдруг громко заговорила, словно возобновляя прерванную молитву.
– Видишь, – шепнула Алина. – Видишь, больше мы жить не будем.
Витек чувствовал присутствие птицы. Догадывался, что она встревоженно суетится на ветке, нервно передергивает крапчатыми крыльями. И ждал с замиранием сердца, затаив дыхание.
Наконец кукушка издала один-единственный звук, голосом сиплым и неуверенным.
– Жалует нам один год, – шепнула Алина.
И тут птица принялась куковать все торопливее, словно опасаясь, что не выкукует напророченных лет.
– Пять, шесть, семь…
– Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…
– Сорок один, два, четыре…
– Хватит, больше не хочу.
– Шестьдесят пять, шесть, семь…
Сверху, словно с неба, по крутому склону скатывается черный пес-великан. Резко тормозит на их травянистом балкончике, гоня перед собой высокую кучу прошлогодних листьев.
– Нашел нас, чтобы шпионить? – спрашивает Витек.
Рекс повизгивает, припадает на передние лапы, порывается прыгнуть от радости в пропасть, но воздерживается, лижет длинным языком обоих, вертится волчком, ворошит задом кусты.
– Убирайся, пошел вон! Нельзя подглядывать. – Витек подымает руку с палкой.
Пес вожделенно косится на палку, готовый к прыжку, но, когда Витек бросает ее вниз, в заросли ольшаника, стонет, перебирает задними лапами и не торопится подавать поноску.
– Знаешь, сколько раз куковала? – нарушает молчание Алина. – Семьдесят семь.
– Это, пожалуй, не нам. Вероятно, кто-то другой о чем-то совершенно другом спрашивал ее вместе с нами.
– А вдруг это волшебный шифр? Может, в этом числе заключено некое важное предзнаменование?
– Нам не нужны гадания. Я боролся, жаждал и выстрадал тебя. Теперь слишком поздно отступать.
– Не знаю, Витольд, я уже ничего не знаю. Случилось что-то нехорошее. Затянулся какой-то узел. И все сильнее давит. Ужасно.
– Не бойся, я сильный, я смету все препятствия. Никто еще на свете не любил так, как любим друг друга мы.
– Я помню только, что хотела умереть. Уйти навсегда в убранстве из свежих цветов, при свете солнца и пении птиц.
Тадеуша Конвицкого называли «польским национальным сокровищем» – и с полным на то основанием. Его книгами зачитывались миллионы в Польше и за рубежом, по ним снимались фильмы (так, «Хронику любовных происшествий» экранизировал сам Анджей Вайда). Вашему вниманию предлагается роман, написанный Конвицким уже в новых исторических и экономических условиях, лирическая трагикомедия о том, как трудно найти свое место в жизни, особенно если находишь утром в своей кровати труп обнаженной незнакомки...
Эта книжка – не для примерных детей. Примерные дети ничего из моих воспоминаний не извлекут. Не стоит и стараться. А вот проказники – совсем другое дело. Проказники найдут в этой невероятной истории много поучительного, уйму ценных мыслей, а главное – глубокое понимание и сочувствие их нелегкой доле. Я чуть было не написал: бездну понимания и сочувствия, но вовремя спохватился, что это прозвучало бы как фраза из предисловия к детской книжке. А мои удивительные приключения правдивы, как правда, самые что ни на есть взаправдашние.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.