Хроника красного террора ВЧК. Карающий меч революции - [52]
В первую очередь удар был нанесен по офицерству и генералитету бывшей царской армии, а также по лицам, служившим в жандармерии. Вследствие этого офицерство составило значительную часть из взятых по постановлению заложников. В Петрограде из 476 заложников 407 были офицеры[528].
Характерен с этой точки зрения состав арестованных Уральской ЧК:
1. Бывших полицейских — 23.
2. Контрреволюционеров, уличенных в заговорах и агитации — 154.
3. Членов партии кадетов — 28.
4. Монархистов — 8.
5. Меньшевиков, правых эсеров (из буржуазии) — 10.
6. Контрреволюционного офицерства — 186.
7. Контрреволюционеров, проникших в советские органы — 37.
8. Прочих контрреволюционеров, расстрелянных в разное время — 35.
При этом цифра 186, относящаяся к армейскому офицерству, может быть увеличена за счет других категорий, где они также встречались[529].
В уже упомянутой Нижегородской губернии был арестован каждый второй из зарегистрированных офицеров — всего 700 человек из общего количества в 1500[530].
Значительная часть из офицеров автоматически включалась в заложники. «Офицерская» доля заложников колебалась по стране в зависимости от удаленности фронта и количества офицеров, проживающих в местности, но была не менее 1/3 от общего числа заложников, как это имело место в Твери[531]. В Поволжских губерниях, Петербургской, московской их доля среди заложников была значительно выше. Кроме арестов и взятия заложниками, офицерского сословия не обошла и такая крайняя мера, как расстрел. Между тем, в подборке С.П. Мельгунова, посвященной социальному составу расстрелянных в 1918 г. чрезвычайными комиссиями, офицерство не выделено в отдельную графу, очевидно включая их в интеллигенцию[532]. Нет этих данных и в книгах М.Я. Лациса. Тем важнее данные периодической печати за 1918 год.
Значительную часть среди расстрелянных офицеров занимают жандармские чины. В списке приговоренных к высшей мере наказания 17 сентября 1918 г. Западной областной ЧК числилось 5 жандармов и 10 офицеров[533]. 18 офицеров и 10 жандармских чинов числилось среди расстрелянных 31 августа в Н. Новгороде[534]. Среди расстрелянных ПЧК в сентябре 1918 г. также было много офицеров[535]. Большое количество офицеров оказалось среди казненных заложников. Из 152 расстрелянных заложников в Пензе (в ответ на убийство И.Е. Егорова) — 52 офицера от подпоручика до полковника[536]. В числе жертв красного террора в Москве в первые сентябрьские дни 70 жандармских чинов, арестованных еще в середине августа 1918 г[537]. Из 102 казненные Царицынской ПК за сентябрь — октябрь 1918 г. числилось 24 жандарма и 28 офицеров царской армии, из них лишь двое расстреляны за уголовные преступления. Таким образом, доля расстрелянных офицеров армии и жандармерии Царицынской губчека составила более 50 %[538].
Следует отметить, что на первом этапе разворачивания красного террора репрессиям подвергалось и советское офицерство. Это можно увидеть на примере конфликта в Курске. Курская губчека арестовала заведующего инструкторским отделом военного комиссара Зюнблата, не информировав об этом военного комиссара города Мазалова. Из-за этого деятельность военной комиссии была парализована, с обеих сторон посыпались вооруженные угрозы; ситуация накалилась — и только вмешательство извне предотвратило «недопустимый конфликт» (так называлась статья об этом эпизоде во втором номере «Еженедельника ЧК» за сентябрь 1918 г.). В конце статьи от редакции указывалось: «По нашему мнению, нужно ставить в известность не о самих случаях ареста (уже поздно), а о полученных неблагоприятных сведениях». Но опыт подобных конфликтов все же дал много полезного, в дальнейшем в 1919–1920 гг. положение специалиста, в том числе военспеца, укрепилось. Он был защищен юридически, хотя дискуссия о военспецах, поставившая окончательную точку в этом вопросе, все еще была впереди.
Другим объектом террора стала буржуазия. При этом не делалось особого различия между сельской и городской буржуазией, зачастую к ней причислялось даже церковное сословие и интеллигенция. По сравнению с офицерством расстрелы коснулись этих категорий в меньшей степени. Советская пресса дает довольно любопытную картину освещения применения к буржуазии террора: высокий процент среди заложников (более 25 %) и всего около 80 расстрелов за год, опубликованных в прессе (120 газет). Газетные сообщения в месяцы красного террора как бы предпочитают обходить факты расстрела буржуазии, одновременно объявляя поход против нее: «Класс убийц, буржуазия, должен быть подавлен»[539], «За одного вождя рабочей революции — тысячу буржуев»[540], «Вы должны уничтожить буржуазию» и т. п.[541]
Следуя логике подобных сентябрьских призывов, буржуазия должна была стать основной целью террора. Но происходит обратное: расстрелы буржуазии фактически игнорируются (скрываются) прессой. Среди 29 человек, расстрелянных в Псковской губернии в сентябре 1918 г., лишь двое принадлежат по происхождению к буржуазии
