Хроника царствования Николя I - [21]

Но тут возникла проблема.

Узнав, что императорскую чету пригласили всего лишь на пикник, Императрица отказалась сопровождать супруга. Конечно, несколько раньше такой же чести сподобился и царь Владимир, но там ему предложили омаров под беседу о разделе мира. А тут — всего лишь пикник? И какое меню? Хот-доги, белая фасоль под томатным соусом, пирог с черникой? Притом мужчины без пиджаков? Императрицу тошнило от необходимости соблюдать протокол, но ее возмущало и отсутствие оного. Она решила поломаться: заявила, что ее не прельщает завтрак на траве с муравьями, берущими штурмом хлеб для гренков, и выказала особливую приверженность старинному фарфору на белоснежных скатертях. Ее компаньонки по пляжному досугу, прогулкам на водном велосипеде, посещению бутиков Марио Прада, французских филиалов ювелирного дома «Тиффани и Ко» и блужданию по антикварным и сувенирным лавкам сонного городка захлопали в ладоши, одобряя ее пренебрежение к дискомфорту и вульгарности бесстильной трапезы в отсутствие метрдотеля и сомелье, где рискуешь облить кетчупом летнее платьице.

Наш Лидер, одинокий и непримиренный, уселся в присланную за ним черную изрыгающую копоть махину и покатил на субботнюю встречу без супруги. Он чувствовал себя слегка помятым, несмотря на то что уже слетал в Париж и обратно на дворцовом лайнере «Фалькон-900», ожидавшем его в Бостоне на случай мелких, пусть и дорогостоящих, но необходимых вылазок в мир. Ведь ни за что на свете он не пропустил бы похорон влиятельного прелата монсеньора Люстиже, уступив невесть кому почетное место на траурной церемонии в Нотр-Дам. А так прежний монарх остался в Сен-Тропе, да и герцог де Сабле еще раз потерял шанс хоть где-нибудь попредседательствовать.

К Джонни Уолкеру Бушу и его весьма раскованному семейству Наш Возлюбленный Повелитель приехал с некоторым опозданием. Он вышел из машины в черном пиджаке с изящной бутоньеркой, в джинсах с отчетливо отутюженной складкой, хотя и ниспадавших на ботинки гармошкой, — и сразу же попросил извинить отсутствие Императрицы, сраженной внезапным приступом дифтерийной герпетической ангины, каковой он сам же и заразил ее, но лично не заболел, ибо недуги не в силах его подмять. И, тотчас переменив тему, завел речь о мсье де Лафайете, как всегда, спутав его с известным парижским торговым комплексом, носящим то же имя, но ведь недаром он усердно перебирал в самолете спасительные вырезки, подготовленные для этой поездки шевалье де Гено (подумайте сами, столько часов полета туда и обратно!): теперь он смог припомнить, что при Людовике XVI мы приняли участие в первых шагах молодого государства, бок о бок с тем самым мсье Вашингтоном, названным в честь города. Толикие познания в исторической области заставили Джонни Уолкера застыть с открытым ртом, ведь эрудиция американца не шла дальше «Дэйви Крокетт» — знаменитого имени не то народного героя, не то базуки с небольшим ядерным зарядом, и братьев Джеймс, как-то связанных с Голливудом: то ли киношных гангстеров, то ли взаправдашних, грабанувших тамошний банк.

Еще на нескольких фотографиях мы видим, как Наш Повелитель кружит вдоль озерных берегов в моторке, на борту которой по-английски выведено: «Верность», затем он возвратился в Вулфборо, приятно возбужденный после визита к одному из самых непопулярных государственных мужей последнего времени. Императрица не стала его дожидаться, лелея свою герпетическую ангину: она отправилась за покупками по местным лавчонкам, где немало свидетелей видели ее здоровехонькой и, по обыкновению, в отличной форме, то есть надменной сверх меры.

Да, с Императрицей возникали проблемы…

Проблемы у Его Величества.

Проблемы у подданных Его Величества.

На газетных страницах, где она частенько мелькала, с ее именем связывались суждения о загадочной, таинственной натуре, но о том ли шла речь по существу? Это лишь еще один пример, как по монаршьей воле может внезапно меняться смысл некоторых слов. Она брюзжала? О нет, то явный признак независимости. Оставляла с носом дожидавшихся ее посетителей? Отнюдь. Всего лишь вела себя современно. Имела вид раздраженный? Ничего подобного: то — задумчивость. Высмеивала меблировку Дворца? Потому что во всем ценила простоту. Была суха? Что вы! Нисколько — просто сдержанна. Плохо воспитана? Да нет же — непредсказуема! Капризна? Вот и опять вы попали пальцем в небо: просто полна жизни, переполнена жизнью так, что ее жизнь выплескивалась даже на страницы женских журналов. Взбалмошна? Она все делает по-своему, ибо чувствует себя свободной. Любая ее причуда для герцогов, маркизов, баронов, министров и секретарей становилась законом: они научились кланяться и ходить по струнке: ведь достаточно ей чуть насупить брови — и Государь прогонит их с глаз долой. Наш Суверен не мог уследить за всеми прихотями Императрицы, коими пестрел ее обиход; тут она давала полную волю импровизации, но Повелитель оправдывал любой ее ложный шаг, ибо относился к ней с таким почтением, что запретил даже острить по ее поводу, здесь исключалось не только язвительное, но и просто лукавое словцо. Он также не допускал на ее счет никакой критики или попыток анализа и всякий час был готов вмешаться лично, грозя засадить ослушников в кутузку или выставить их вон. Императрица одновременно обладала всеми правами частного лица и всеми прерогативами общественного деятеля, но, разумеется, без сопутствующих обязанностей. Все ее фантазии были священны. Кто не подходил под ее мерку, заслуживал каторги. Из-за чего многие заслуженные люди, связанные с газетной работой еще до коронации, оказались выброшены на улицу.