Хризантема и меч - [97]

назначили на следующий день. «Генералы обменялись рукопожатиями. Стессель выразил свое восхищение храбростью японцев, а… генерал Ноги похвалил русских за длительную и мужественную оборону. Стессель принес свои соболезнования Ноги в связи с тем, что тот потерял на этой войне двух сыновей… Стессель подарил генералу Ноги своего белого арабского коня, но Ноги заметил, что хотя он и рад был бы получить его в подарок непосредственно из рук генерала, но сначала следует принести его в дар Императору. Тем не менее, он обещал ухаживать за конем, как за своим собственным, если его все-таки передадут ему, а были все основания на это рассчитывать».[272] Все в Японии слышали о конюшне, построенной генералом Ноги для коня генерала Стесселя у себя на переднем дворе, которая по описаниям ее была более роскошной, чем собственный дом генерала; и после смерти генерала Ноги она почиталась наравне с другими связанными с его именем святынями.

Говорят, что японцы изменились за период между их победой над русскими и оккупацией Филиппин, во время которой они на весь мир продемонстрировали свою безжалостность и жестокость. Однако этот вывод не логичен по отношению к народу, обладающему ярко выраженной ситуационной этикой. Во-первых, после Батаана[273] противник не капитулировал — это была сдача местного значения. Даже когда японцы, в свою очередь, потерпели поражение на Филиппинах, Япония продолжала воевать. Во-вторых, японцы никогда не считали, что русские «оскорбили» их в начале XX в., а в 20 — 30-х годах каждый японец был воспитан на идее, что американская политика «Японию в грош не ставит» или, как еще говорили, «смешивает ее с дерьмом». Такова была реакция японцев на американский закон об иммиграции,[274] на роль, которую сыграли Соединенные Штаты при заключении Портсмутского мира,[275] на соглашение о морском паритете.[276] Японцы были готовы с тех же позиций оценивать растущую экономическую роль США на Дальнем Востоке и отношение американцев к народам небелых рас. Победа над Россией и одержанная на Филиппинах победа над Соединенными Штатами — это два варианта поведения японцев в диаметрально противоположных ситуациях: когда им не было нанесено оскорбление и когда было.

Окончательная победа США снова изменила ситуацию для японцев. Их полный разгром сделал для них очевидной, как это часто бывает в жизни японцев, необходимость изменить курс. которым они следовали. Их своеобразная этика позволила им сбросить груз старых ошибок. Американской политике и администрации генерала Макартура удалось избежать использования символов унижения в этой новой жизни японцев, и они настаивали лишь на том, что в глазах японцев является лишь «естественными последствиями» поражения. И это сработало.

Сохранение императора имело очень большое значение. Это был удачный шаг. Император первым обратился к генералу Макартуру, а не наоборот; значение этого факта для японцев трудно оценить западным наблюдателям. Говорят, что когда императору было предложено отказаться от божественности, то он возразил, что весьма затруднительно отказаться от того, чем не обладаешь. Японцы, чистосердечно объяснил он, вовсе не считают его богом в западном смысле. Из штаба Макартура, однако, на него оказали некоторое давление и сказали, что западные представления о его претензиях на божественность могут плохо сказаться на международной репутации Японии, и тогда император согласился преодолеть связанные с его отказом от божественности внутренние затруднения. По случаю Нового года он произнес речь и попросил перевести для него все международные отклики в прессе на это выступление. Прочитав их, он написал в штаб генерала Макартура, что вполне удовлетворен. Иностранцы раньше явно не понимали его, и он рад, что высказался.

Политика США также принесла японцам некоторое удовлетворение. В правительственной директиве отмечалось, что «будет оказано поощрение развитию организаций в сфере труда, промышленности и сельского хозяйства, созданных на демократической основе». Во многих отраслях промышленности Японии были созданы рабочие организации, возрождаются и старые крестьянские союзы, заявившие о себе еще в 20 — 30-е годы. Для многих японцев открывшиеся вследствие этого возможности для улучшения своего положения служат доказательством того, что Япония все же что-то выиграла в результате войны. Один американский корреспондент рассказывает о японском забастовщике в Токио, который посмотрел на американского солдата и сказал: «Так Япония победила, разве нет?». Сегодняшние японские забастовки многим напоминают крестьянские восстания прошлых дней, когда крестьяне требовали, чтобы размеры налогов и барщины были увязаны с производством. В этих восстаниях не было классовой борьбы в западном смысле, крестьяне вовсе не собирались менять систему. Так и сегодня забастовки в Японии не мешают производству. Излюбленной формой забастовки является «занять завод, не прекращать работать и, увеличивая производительность, унижать руководство. Забастовщики на угольной шахтах компании Мицуи, не допуская в забой весь менеджерский персонал, увеличили дневную добычу угля с 250 т до 620 т. Рабочие медных рудников в Асио во время «забастовки» увеличили производительность и удвоили свою зарплату».