У меня была подорожная, и я должен был ехать обычным поездом; поэтому дорога была долгой. Я увидел Матеру, ее камни, ее музей. Пересек равнину Пульи, усеянную, точно кладбище, белыми камнями, и Бари, и Фоджу, казавшуюся ночью полной таинственности, и затем двинулся небольшими перегонами на север. Поднялся на вершину собора в Анконе и в первый раз за столько времени увидел море.
Был ясный день, и с такой высоты вода, казалось, заполняла горизонт. Свежий ветерок дул от берегов Далмации и морщил мелкими волнами спокойное лоно моря. Мысли мои были смутны: жизнь этого моря была подобна бесчисленным судьбам людей, замкнутым навечно в одинаковые волны, движущиеся, не изменяясь во времени. И я думал с сочувственной скорбью о неподвижном времени, о мрачной цивилизации, которую я покинул.
Но поезд уже увозил меня вдаль, через математически расчерченные поля Романьи, к виноградникам Пьемонта, к таинственному будущему изгнания, войны и смерти, которое тогда едва вырисовывалось, как неясная тучка на бесконечном небе.
Флоренция, декабрь 1943 — июль 1944 года.
