Христианство в свете этнографии - [50]

Таким образом, вместо страха смерти, христианство поставило во главу своей доктрины страх бессмертия.

Если христианская геенна огненная отличается элементарной устрашающей четкостью, то этого отнюдь нельзя сказать о христианском рае. В нем есть что-то неестественно расплывчатое, чопорное и надутое, похожее на византийскую икону.

Тем не менее христианский рай, в отличие от ада, заимствован из Ветхого завета. Картина небесного царства есть завершение длинного ряда еврейских видений, из которых видение Иезекииля является наиболее ярким. Разница в том, что видения Ветхого завета имеют характер художественной картины, а не этического толкования. В царстве небесном Иезекииля — только небесные фигуры, архангелы, духи, животные, но отнюдь не праведные люди, обеленные от скверны, очищенные от греха.

Дальнейшее развитие идеи загробного мира состояло в приближении последнего расчета. Рай или ад, награда или воздаяние тотчас после смерти.

Уже и в первых трех Евангелиях рядом с апокалиптическими чаяниями есть отдельные места, обещающие рай или ад тотчас после смерти. В притче о богатом и нищем Лазаре ад и рай представлены как два места, лежащие друг против друга и разделенные бездной. Через бездну, однако, можно переглядываться и переговариваться. А попадают в эти оба места тотчас после смерти, ничуть не дожидаясь страшного суда (Лука, 16, 22–26). Также в главе 23 Луки Иисус обещает разбойнику: «Ныне же будешь со мною в раю» — стало быть тоже без всяких отсрочек. Также и в посланиях Павла ясно выражено это нетерпение: «Смерть для меня приобретение. Хочу разрешиться и быть со Христом». Так в конце концов создался христианский вызов смерти, личный и индивидуальный: «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?».

Надежда на личное бессмертие, немедленно, сейчас, есть в сущности единственное утешение, дарованное христианину.

Между раем и адом, между нетерпением верующей личности и конечной загробной наградой, можно отметить своего рода промежуточный слой, в роде гуттаперчевой прокладки, чистилище.

Эта странная идея одинаково свойственна обеим церквам, католической и православной. Но в католической она закреплена и введена в догмат. В православии она остается в положении мнения, допускаемого церковью.

«Много света нужно для беспрепятственного перехода от смерти и жизни вечной со Христом без задержки, хотя бы временной; поэтому-то церковью, для людей среднего духовного уровня, допускается среднее состояние, без определенного и окончательного решения участи до последнего суда и открытия царства божия».

Таким образом, православное среднее состояние не есть чистилище, а скорее дом предварительного заключения для душ еще неосужденных.

Глава 18. Загробное возмездие, злое или доброе

Христианская жажда расчета тотчас после смерти имеет в себе нечто истерическое. Вместе с тем поражает, как эта мысль выдвинулась вперед и решительно заслонила собою все остальное христианство.

Человечество как будто устало ожидать и требовало у своих богов немедленного учета векселей, хотя бы и небесных. «На том свете угольками», как говорит вольнодумная пословица.

Может быть, это нетерпение предвещало современную жажду расчета немедленно, уже не на небесах, а прямо на земле.

Гейне провел между этими двумя видами расчета отчетливую параллель:

Хоть за гробом мир и радость

Там вверху тебе дадут,

Но ведь в суп пустую сладость

Вместо мяса там кладут.

Даже спустившись на землю, нетерпение еще не унялось. И распря идет по вопросу, какому именно поколению обещано мясо во щах, десятому или пятому, или детям и внукам нашим или, может быть, нам самим.

С другой стороны, утверждение загробного возмездия было для христианства и вообще для религии, конечно, остановкой развития. Этическая стилизация в христианстве не дошла до конца. Нравственный закон христианства, в конце концов, обязателен не сам по себе, он обязателен из страха кары божией.

Христианство, в отличие от иудейства, выставляет себя как религию бога ласкового, сошедшего к людям с небес. «Возлюби бога твоего всем сердцем твоим, всею душою твоею и всем помышлением твоим». — Вот основная заповедь христианства. Другая основная заповедь: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», по указанию самого Евангелия, заимствована из Ветхого завета (Матф., 19, 19). Но и заповедь о любви к богу имеет, так сказать, пригласительный характер и не имеет полной внутренней силы. Ибо добр только бог, только Иисус Христос. Род человеческий зол по существу. Это порождения ехиднины, народ жестоковыйный и лукавый. И для этого народа единственная узда — наказание.

Народ, окружающий Иисуса в Евангелии, это народ еврейский. Он описан такими чертами, которые родили страшную ненависть к этому жестокому народу, неугасимую вражду, питающую и ныне антисемитизм. Никакого другого народа в Евангелии нет, нет, стало быть, и другого отношения к людям. Правда, обличения еврейской преступности унаследованы христианством от Ветхого завета. Но в Ветхом завете это все-таки собственное, внутреннее дело. Сквозь все укоризны Моисея и обличения пророков ощущается все же горячая любовь к этому народу, упрямому и слабому, жестоковыйному, богоборному, но все же избранному наследнику царства божия на земле.