Христиан Вольф и философия в России - [16]

Однако непротиворечивость в данном случае не может означать внутренней логической необходимости положения о «нашем сознании», но всего лишь указывает на то, что мы не можем одновременно и в одном и том же смысле сознавать и не сознавать самих себя, но само по себе последнее положение является столь же непротиворечивым, как и первое. Но следовательно, вопрос об истинности каждого из этих противоположных утверждений вновь должен быть решен посредством нашего внутреннего опыта, а оба они оказываются не чем иным, как случайными истинами факта, в силу чего и вывод силлогизма оказывается всего лишь эмпирически случайным положением, а не достоверным и необходимым доказательством «нашего существования».

Таким образом, поскольку нижняя посылка не может быть отнесена ни к необходимым истинам разума, ни к случайным истинам факта, Вольф обращается к весьма оригинальному способу обоснования ее истинности. В этом отношении весьма показательно то, что в своем доказательстве «нашего существования» Вольф не пользуется понятием мышления (Denken), но предпочитает говорить исключительно о «нашем сознании» (Bewusstsein), причем делает он это именно для того, чтобы избежать тупиковой дилеммы отнесения этого положения к истинам разума или истинам факта. Дело в том, что в отличие от мышления, которое подчинено закону противоречия как необходимому условию его истинности, понятие сознания допускает такое свое состояние, как сомнение, к которому этот закон в форме принципа исключенного третьего неприменим.

Сомнение же в собственном самосознании оказывается всего лишь «отпиранием» или «нежеланием признавать» это сознание самих себя, а следовательно, состоянием самого этого сознания, одним из способов его существования, а потому не эмпирической и случайной истиной факта, а достоверным и необходимым положением, которое не подлежит логическому отрицанию по закону противоречия и потому не может «не быть». В этой связи показательны терминологические различения, которые Вольф использует для противопоставления логического отрицания и сомнения как «отпирания» или «нежелания признавать» собственное сознание: для обозначения первого он использует глагол «verneinen», а во втором случае глагол «leugnen» [cp.: 1, § 1—2 и И]. Соответственно, и в отрицании «существования» нашего сознания он также усматривает не логическое противоречие, а действие «вопреки собственному убеждению или совести» (wider sein besser Wissen), заявляя, что «не было еще под солнцем такого человека», который отрицал бы (geleugnet) наличие у нас такого сознания, либо делать это может лишь тот, кто полностью лишился (beraubt) своих чувств и рассудка (Sinnen, Verstandes) [1, § 1—2]. С помощью такого рода аргументов Вольф и пытается доказать несомненность и достоверность нижней посылки силлогизма, правда, не как логически необходимой истины разума, но в качестве своеобразной необходимой истины факта, данной, однако, не в случайном опыте индивидуального субъекта, а в некоем всеобщем и общезначимом опыте разумных людей.

И в этом случае мы сталкиваемся с еще одним принципиальным отличием вольфовского доказательства нашего сознания самих себя от декартовского метода преодоления сомнения. Впрочем, на первый взгляд может показаться, что для решения вопроса об истинности нижней посылки силлогизма Вольф пытается апеллировать к картезианскому критерию истинности как несомненной ясности и самоочевидности, являющихся исключительно внутренним состоянием и достоянием «я», т. е. индивидуального субъекта, его мышления, самосознания, интеллектуальной интуиции, внутреннего опыта и т. п. Однако Вольф этого не делает не только по причине принципиально иного понимания критериев истины, но и потому, что в отличие от Декарта он в качестве субъекта мышления или сознания использует в своем доказательстве не понятие «я», а понятие «мы» или «нашего сознания», т. е. сознания некоего неопределенно-множественного субъекта или коллективного опыта людей, к самосознанию или к внутреннему и индивидуальному опыту которых .апеллировать уже никак нельзя.

Обращение к понятиям «мы», «наш» или «сознающего некто» больше отвечало общему — объективистско-логицистскому духу вольфианской метафизики, в которой он ориентировался не на отдельного субъекта или индивида, а на некое безличное и абстрактное сознание или мышление, предметом которого выступает всеобщий опыт, включающий в себя совокупность всех научных знаний, эмпирических понятий или обыденных представлений о мире и «всех вещах вообще». Такая установка Вольфа изначально исключала не только картезианский принцип «cogito» или самосознания субъекта, но и лейбницеанское учение о монадах как индивидуально-неповторимых, качественно различных субстанциях. По той же причине у Вольфа практически отсутствует понятие врожденных идей как бессознательных состояний монады и источника ее внутренней активности, стремления к саморазвитию. Их место у Вольфа занимают всеобщие и необходимые принципы сущего, возможного и действительного мира, которые и образуют структуру и сущность как телесного мира, так и «нашей» души, безликой и лишенной внутренней спонтанности.