Христиан Вольф и философия в России - [13]
о...», каковое входит в заглавие «Метафизики» и большинства других работ Вольфа раннего или немецкоязычного периода, и есть указание на такого рода — научный — характер его философии, что было для него синонимом логической ясности и отчетливости, точности и обоснованности всех ее понятий, т. е. правильности самой формы их мыслимости в соответствии с законами и принципами логики.
Тем не менее, наряду с этими установками и вопреки им, в его определениях основных понятий онтологии, их предмета и функций бросается в глаза очевидная двойственность и даже противоречивость, что обнаруживается даже в заголовке «Метафизики» и особенно ее второй главы, где Вольф рассматривает ее исходные принципы: «О первых основаниях нашего познания и всех вещах вообще» (курсив наш. — В. Ж.). Тем самым он указывает как бы на двоякое содержание или двоякий предмет первых оснований своей метафизики: они одновременно выступают принципами как познания, так и «вещей вообще» (Dinge überhaupt), т. е. бытия как такового или сущего самого по себе или вообще (обозначаемого терминами: Sein, etwas, ens per se, entis in genere и t. n.).
Иначе говоря, предпосылая логику метафизике, а логическую форму или «разумность» мыслей всякому их содержанию и любым предметам или «вещам», Вольф сохраняет за понятием «вещей вообще» некоторую автономию, самостоятельность или независимость от «разумных мыслей» о них, от «первых оснований» их «познания». Еще более удивительно, что в поздних работах в качестве «основной науки» метафизики оказывается онтология, где в роли первых принципов метафизики выступают не основания познания вещей или формы и законы их логической мыслимости, а понятия сущего вообще, бытия как такового или «вещей вообще». Другими словами, здесь речь идет уже не об автономии понятия вещей от принципов их познания, а, напротив, о зависимости познания от сущего, «разумных мыслей о всех вещах вообще» от самих этих вещей, т. е. от бытия «Бога, мира и человеческой души».
В силу этого вполне может сложиться впечатление, что в искомом «синтезе» новой науки и «древней философии» Вольф в конечном итоге склоняется к последней, а взамен своей изначальной логико-методологической установки на прояснение философских понятий и построение доказательной системы метафизики отдает предпочтение если не средневековой схоластической онтологии, то тем традиционным онтологическим подходам, в которых отсутствовало сколько-нибудь четкое различение категорий познания и бытия или имело место синкретическое смешение мысли о сущем и сущего как такового. Во всяком случае, из многочисленных вольфовских определений первых принципов метафизики трудно понять, о каких же принципах идет речь — познания или бытия — и чем, собственно говоря, является онтология— «основной наукой» о бытии и сущем или о первых основаниях познания?
Однако именно у Вольфа как типичного представителя новой философии, и особенно позднего этапа ее рационалистической ветви, указанные категории (прежде всего категория сущего, бытия или существования) заметно утратили присущую им многозначность и расплывчатость и если не стали более ясными и отчетливыми, то более наглядными стали трудности их однозначного и адекватного определения. Более того, в процессе последовательного рассмотрения в составе метафизической системы соотношение этих категорий все больше обретало характер очевидной дилеммы и форму явно выраженной логико-методологической и гносеологической проблемы. Иначе говоря, в рационалистической метафизике Вольфа эти категории начали выступать именно как противоположные по своему содержанию понятия, а потому и вопрос об их соотношении, о возможности их связи и единства, а также о том, какое именно из них является «первым основанием» другого, приобрел значение принципиальной проблемы или того, что впоследствии получит определение основного вопроса философии.
Напомним в этой связи, что в предисловии к «Метафизике» Вольф дает довольно точную классификацию традиционных философских направлений или школ, причем в ее основу кладет как раз способ решения вопроса о соотношении категорий мышления и бытия. Но что особенно важно, в отличие от других рационалистов Нового времени, в том числе Декарта и Лейбница, в вольфов-ской философии эта проблема обнаружила некоторую странную природу и сущность, а именно способность воспроизводиться и вновь обнаруживать свою внутреннюю противоречивость, вопреки всем попыткам ее решения и преодоления, которые Вольф столь же постоянно, сколь и тщетно предпринимает на протяжении всего хода построения своей метафизической системы.
Собственно говоря, именно эти настойчивые попытки решить указанную проблему, причем попытки, предпринимаемые не спорадически и случайно, а вполне осознанно и весьма последовательно, и были тем новым, оригинальным и эвристически значимым словом Вольфа в истории философии, которое не позволяет видеть в нем всего лишь поверхностного эклектика и систематизатора Лейбница. Ниже мы остановимся на конкретном содержании этих попыток, но пока отметим, что именно в них Вольфу удалось если не понять и адекватно сформулировать, то как-то обозначить вполне реальное и инвариантное содержание некоторой исходной и основной проблемы философского познания, во всяком случае, поставить ее в форме вопроса о соотношении таких категорий его метафизики, как возможное и действительное, сущность и существование, мыслимое и эмпирически данное, психическое и физическое, рациональное и чувственное и т. д. и т. п. Напомним в этой связи, что определяя сущность и основной порок всей традиционной метафизики понятием «догматизм», Кант понимал под ним попытку создания онтологии «без предварительной критики способности самого чистого разума». Иными словами, до или прежде учения о
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.