Хранительница тайн - [38]

Леди Гвендолен откинулась на подушки. Язвительная диатриба против ночных клубов, воображаемые картины вавилонского блуда в их стенах, воспоминания о сестре, а также предполагаемое распутство под собственной крышей истощили ее силы. Леди Гвендолен обмякла, словно сдутый аэростат заграждения, который на днях опустился на Ноттинг-хилл.

– Смотрите, леди Гвендолен, какие чудесные ириски, – сказала Долли. – Возьмем одну в ротик – и на бочок.

– Так и быть, – проворчала старая дама, – сосну часок-другой. Только разбуди меня до трех, Дороти, не хочу проспать игру в карты.

– Проспать? Тоже мне придумали, – пожурила Долли хозяйку, опуская конфету в сморщенные старческие губы.

Когда старуха громко засопела, Долли подошла к подоконнику задернуть защитные шторы. Ее взгляд упал на окно дома напротив, и сердце Долли подпрыгнуло.

Вивьен снова была там. Сидела за столом, словно статуя, под заклеенным крест-накрест окном, теребя рукой нитку жемчуга на шее. Долли энергично замахала, но Вивьен, целиком ушедшая в свои мысли, не ответила.

– Дороти?

Долли моргнула. Вивьен (повезло же, зовут как Вивьен Ли) была самой красивой женщиной из всех, кого она знала. Изящной формы лицо, блестящие темно-каштановые волосы, полные губы, накрашенные алой помадой. Широко посаженные глаза под красиво изогнутыми бровями, совсем как у Риты Хейворт и Джин Тирни. Однако не только отличная кожа и превосходные блузки составляли прелесть Вивьен, но и то, как естественно несла она свою красоту. Нитка жемчуга вокруг шеи, коричневый «Бентли», который Вивьен водила до того, как легко, словно пару поношенных ботинок, передала службе «Скорой помощи». Долли бережно собирала любые обрывки сведений о ее непростой истории: осиротела в детстве, выросла в семье дяди, вышла замуж за красивого и богатого писателя Генри Дженкинса, занимающего важный пост в Министерстве информации.

– Дороти? Расправь простыню и подай маску для сна.

Окажись на ее месте любая другая женщина, Дороти ей позавидовала бы. Но Вивьен была особенная. Всю свою жизнь Долли мечтала о такой подруге. Подруге, которая понимала бы ее с полуслова (не то что зануда Кейтлин или пустая ветреница Китти), с которой не стыдно пройтись под руку вдоль Бонд-стрит, и чтобы все встречные оборачивались и шептались, восхищаясь их длинными ногами, их шармом и беззаботной элегантностью. Наконец-то ее мечты сбывались. С первого мгновения, когда они встретились взглядами и обменялись понимающими улыбками, каждая почувствовала в другой родственную душу.

– Дороти!

Долли подпрыгнула на месте и отвернулась от окна. Раскрасневшаяся леди Гвендолен – гора фиолетового шифона и перевернутых подушек – вертелась на месте, грозно хмуря брови.

– Я потеряла маску для сна!

– Давайте поищем вместе! – воскликнула Долли, еще раз взглянула на Вивьен и задернула шторы.

Поиски увенчались успехом: маска лежала на кровати, примятая увесистым левым боком леди Гвендолен. Долли сняла с головы старой дамы темно-красный тюрбан, водрузила его на мраморный бюст, стоящий на комоде, и занялась маской.

– Осторожнее, – буркнула леди Гвендолен. – Ты сейчас меня задушишь.

– Что вы, леди Гвендолен, как можно!

– Хм. – Старуха высоко откинулась на подушки, ее лицо, словно остров, возвышалось над океаном жировых складок. – Семьдесят пять лет, и что я имею? Оставленная всеми, кого любила, в компании девушки, которая заботится обо мне за деньги.

– Ну что вы говорите, леди Гвендолен, – пожурила Долли хозяйку, словно капризного ребенка, – я заботилась бы о вас, даже если бы вы не платили мне ни пенни.

– Да-да, – пробормотала старуха, – и хватит об этом.

Долли расправила складки на одеяле. Внезапно старая дама подняла голову и спросила:

– А знаешь, что я задумала?

– Что, леди Гвендолен?

– Оставить все тебе. Будет урок моему коварному племяннику. Совсем как его отец, мальчишка готов наложить лапу на все, что мне дорого. Пора поговорить с моим адвокатом.

Что на такое ответишь? Преисполненная гордости, Долли отвернулась и принялась расправлять складки на тюрбане.

Именно доктор Руфус дал Долли понять, как далеко простираются намерения леди Гвендолен. Спустя несколько недель они, как обычно, завтракали в «Савойе», и после обсуждения ее жизни («Как дела с кавалерами? Уверен, такую красавицу окружают толпы поклонников. Однако я бы советовал вам, Долли, обратить внимание на солидного мужчину в возрасте, способного обеспечить девушке достойное существование») доктор Руфус спросил, как ей живется на Кемпден-гроув. Когда Долли ответила, что все хорошо, доктор опрокинул стаканчик виски и подмигнул:

– Я бы сказал, не хорошо, а отлично! Только на прошлой неделе я получил письмо от старины Перегрина Уолси. Его тетя в таком восторге от «своей девочки», как она вас называет, – тут доктор Руфус впал в задумчивость, затем, быстро опомнившись, продолжил, – что он всерьез опасается за свое наследство. Перегрин сожалеет, что свел вас с леди Гвендолен.

Доктор расхохотался, Долли лишь задумчиво улыбнулась, однако весь день и всю следующую неделю продолжала размышлять о его словах.

В разговоре с доктором Руфусом Долли была откровенна. Если в самом начале их отношения с хозяйкой не складывались, то спустя некоторое время леди Гвендолен, известная (в том числе со своих собственных слов) презрением ко всему роду человеческому, уже души не чаяла в компаньонке. Что, согласитесь, справедливо. Слишком высокую цену заплатила Долли за покровительство старой дамы.