Хранители Грааля - [73]

крепость Монсегюр без промедления будет сдана королю и церкви.

В исторической литературе нередко встречаются намеки на неблагородное поведение во время осады, а то и прямые обвинения в адрес Пьера-Роже Мирпуа. Высказывают предположения, что старый барон давно подумывал о капитуляции. Лично ему смертельная опасность не грозила. «Для духовной и светской аристократии он все же оставался человеком близким, к слабостям и грехам которого причастны были более или менее все победители», — пояснял Осокин.

Некоторые полагают, что он покинул замок незадолго до окончательного перемирия, заранее подписав акт о капитуляции. Однако, согласно документам инквизиции, 16 марта он еще был в крепости. Именно ему суровый старец Бертран Мартен, готовясь к смерти, отдал все свое имущество — масло, соль, перец, воск и штуку зеленого полотна. Другие смертники подарили ему много зерна и камзолы для его людей. Эти факты однозначно свидетельствуют в пользу того доверия, которое питали к барону альбигойцы. Мирпуа видел костер, на котором приняли мученическую смерть люди, хорошо ему знакомые, глубоко им почитаемые и любимые. Он, судя по его предыдущей жизни, не был ни куртуазен, ни сентиментален, но зрелище гибели страстотерпцев за веру, по-видимому, глубоко его потрясло.

Он уехал к Эсклармонде д'Айон, племяннице Великой Эсклармонды, затем перебрался в крепость Монгальяр и потерялся в глубинах истории почти на десять лет, чтобы снова обнаружиться как файдит, лишенный владений за пособничество еретикам и их защиту в замке Монсегюр. Он не раскаялся и не изменил себе. «До самой смерти он тайно возглавлял опальное романское рыцарство, которое было вынуждено найти в пещерах Орнольяка последнее убежище, а затем и смерть», — установил О. Ран. Гражданские права ему вернули не раньше 1257 г. Далее его следы теряются.

Если для Мирпуа еще находят оправдания, то приговор его тестю Рамону Перелле, некогда преданному вассалу Эсклармонды, суров: его обвиняют в том, что он оставил на верную смерть жену и «героиню-дочь». «Старик Перелла вместе с сыном был пойман и предстал перед инквизиторами. С низкой робостью старик оговаривал теперь и мертвых и живых, думая спасти себя». Конечно, гибель на костре рядом с близкими выглядит гораздо романтичнее, чем прозаический отъезд из Монсегюра вместе с сыном. Но жизнь или смерть были личным выбором каждого. Парализованная Эсклармонда Перелла избрала свой путь. Что касается жены Переллы, Корбы, она тяжело болела и, скорее всего, не дожила до костра.

Совершенные, которые ни под каким видом не соглашались отречься от веры и покаяться, легко могли бы ускользнуть из Монсепора, но решительно отказывались это делать. Какой же великой должна была быть их вера, если, зная о предстоящей им мучительной гибели, они ждали этого часа, занимаясь, кроме молитв, обыденными делами.

Неизвестно, что произошло 14 марта в храме Солнца, где катары отмечали свой праздник. По-видимому, случилось некое экстраординарное событие, укрепившее дух осажденных. Потому что, кода 15 марта крестоносцы ворвались в замок, инквизиторы пришли в ярость. И было от чего: 257 человек во главе с главой катарской церкви епископом Бертраном Мартеном предпочли костер предательству своих убеждений. Многие катары были готовы умереть за веру не в отчаянном порыве, а после долгих дней осознанной подготовки. Несколько верующих уже после капитуляции замка совершили consolamentum. Одиннадцать мужчин и шесть женщин стали Совершенными в эти пятнадцать дней, то есть сознательно обрекли себя на смерть. В оставшиеся дни они готовились к уходу и раздавали свое имущество солдатам, защищавшим их, не щадя жизни.

Такое количество фанатиков, готовых на мучительную гибель в огне, поразило воображение крестоносцев!

День расставания с грешным миром настал. Загнанные французами за частокол, обложенные вязанками дров и хвороста, обреченные на мучительную смерть, некоторые катары плакали и кричали от страха, другие молча стояли, поддерживая друг друга, в ожидании своей ужасной участи.

Подыши еще немного

Тяжким воздухом земным,

Бедный, слабый воин Бога,

Странно зыблемый, как дым.

Ф. Соллогуб

Затем начались общие крики, рыдания, молитвы…

Если дрова были сухие, то несчастные умирали в огне, медленно поджариваясь. Агония была мучительной и могла продлиться до двух часов, если у приговоренных выдержит сердце. Если же горели зеленые или мокрые ветки и сено, дым окутывал и удушал несчастных прежде, чем до них добирались языки пламени.

Огонь, зажженный палачом и его подручными, занимался все сильнее; несчастные под вопли и стоны вспыхивали факелами. Несколько часов спустя на площадке остались только груды обуглившейся плоти…

Однако трое Совершенных — Амье Экар, Пентав Дурен, Пьер Сабатъе — и некий служитель Хуго не участвовали в подвиге веры своих братьев. В ночь на 16 марта они с помощью Пьера-Роже Мирпуа тайно покинули замок. Представляется, что поступку барона не уделено должного внимания. А ведь он был сопряжен с огромным риском: если бы осаждавшие заметили уход Совершенных, они могли расторгнуть договор о капитуляции. Способствуя их бегству, Пьер-Роже рисковал жизнями всего гарнизона. Значит, дело стоило того.