Хранитель древностей - [80]

И вот, смотря на них – веселых, беззаботных, с рюкзаками и гитарами, на духанщика, на его доброго черного дракона, – я опять почувствовал, что все, чем мы забили себе голову, совершенно невозможно и невероятно. Подошел Потапов и остановился рядом.

– Да не будет тебе ничего, – сказал я. – Выгонят тебя с мешком, вот и все!

Он только вздохнул и головой покачал.

– Ох! – сказал он. – Ну-ну…

Около въезда в город, где теперь памятник Абаю, я крикнул шоферу, чтоб он остановился. Посередине шоссе стояла Клара и готовилась голосовать. Была она белая, ажурная, с розовым зонтиком в руках – такие девушки на большой проезжей дороге не стоят более пары минут. Увидев остановившуюся вдруг машину, а потом нас, она запрыгала, завертела зонтиком (извечная студенческая манера останавливать машины) и радостно закричала:

– Вот как кстати! Вот как кстати! А я уж второй раз как к вам. Здравствуйте, хранитель! Добрый день, Иван Семенович!

Была она тонкая, гладко причесанная, высокая, и Потапов посмотрел на нее и отвернулся. Я молча кивнул головой. Клара вопросительно взглянула на нас и сразу осела. Я наклонился и открыл ей дверцу:

– Садись! Бригадир, ну-ка подбери мешок.

Она влезла, села рядом со мной и сразу примолкла.

– Так куда же теперь? – спросил шофер.

– К собору, – ответил я. И объяснил Кларе: – Едем к директору. Будет один разговор.

Она не спросила, о чем, испуганно поглядела на меня и отвернулась.

Глава шестая

В директорском кабинете было темно, а в коридоре около печки мирно дремал старый казах с ружьем, и мы его еле-еле добудились. Он продрал глаза, зевнул, посмотрел на нас и сказал, что директора нету.

– Так, может быть, он на заседании в каком-нибудь… – робко сказала Клара.

И так могло быть, конечно. Но тогда мы просто попадали в идиотское положение. Что же, ночевать с убитым змеем, что ли? Мы на диване, а он на полу? Кроме того, мы сейчас обязательно должны были куда-то спешить, кому-то рассказывать, что-то делать, что-то доказывать, а не спать. Мы стояли с Потаповым и молча глядели друг на друга, не в силах сообразить, что же надо делать.

– Да в чем же дело наконец, что у вас там, в дурацком мешке? – вдруг воскликнула Клара.

– Смерть свою за собой таскаю, – усмехнулся бригадир.

И тут сторож вдруг посмотрел на него и сказал:

– А ведь похоже – он где-то здесь! Столяр от него приходил за лампочкой, говорит – директор послал. Сходите-ка к нему в столярку.

Но и в столярке никого не было. Опять мы стояли и думали. Но тут вдруг какое-то вдохновение осенило меня, я схватил мешок и сказал:

– Пошли!

Обогнули все здание и около спуска в глухой церковный подвал на круглом сирийском надгробье, высеченном из гигантского голубого валуна (сколько раз я говорил директору, что его нужно убрать), увидели деда. Он сидел и курил. Я его окликнул. Он поднял голову и спросил, как всегда ничему не удивляясь:

– Неуж столько золота накопал?

– Где директор? – спросил я свирепо. Он усмехнулся.

– Ну а где ж ему быть? Дома чай пьет с клубничным вареньем.

– Ты не ври, – сказал я сердито. – Здесь он где-то…

– Ишь ты, как тебе некогда, – удивился дед. – Да ты только что приехал, что ли?

– Да вот так, мне некогда, – огрызнулся я. – Где, спрашиваю, директор?

– Дома.

– Нет его там.

Он скучно вздохнул и затянулся.

– Ну, так, значит, тебе лучше знать, где он, – сказал он равнодушно и отвернулся.

Я постоял, подумал и вдруг опять что-то понял.

– Постойте-ка, – сказал я и скатился в подвал. Странный был у нас этот подвал – темный, глубокий, сырой, ступеньки у него были узкие, сколотые, выщербленные. Для чего попам понадобился такой подвал, я так и не знаю, – может быть, покойников они туда затаскивали. Но у нас в нем лежали камни: сирийские надгробья, мусульманские плиты с полумесяцем, десяток гранитных баб, стащенных со всех концов степи. Деду как-то предлагали этот подвал под столярку, но он отказался, сказал: «Это, значит, мне из ямы в яму? Нет, я еще жить хочу, у меня внук университет кончает. Вот самогон здесь гнать – это нормально: пожара не будет».

Итак, я сбежал по ступенькам и очутился как в каменной пещере. Передо мной была железная дверь; даже в сумерках я понял, как она походит на крыло дракона – зеленая, тонкая, перепончатая, злая. Я стукнул в нее кулаком. Никто мне не ответил. Я ударил ногой так, что она загудела, – опять не ответили. Тогда я увидел около новой проводки белую грушу и несколько раз ее дернул. Раздалось что-то очень противное, дребезжащее, жидкое, как будто покатилась по ступенькам и разбилась пара бутылок. Опять никто не ответил. Ничего не понимая, я поднял голову и увидел на фоне звезд Потапова. Он сидел наверху и курил, лицо у него было утомленное, усталое и такое же серое и бесчувственное, как у тех каменных баб, что мы стащили со всех степей и заперли в этом подвале. Тогда я скверно выругался, плюнул и хотел поддать эту проклятую дверь уже по-настоящему. Но тут Клара отодвинула меня от двери и громко приказала:

– Митрофан Степанович, откройте.

За дверью что-то произошло, послышались чьи-то шаги и голос директора спросил:

– А дед где?

– Да отворяйте же, отворяйте! – крикнул я бешено.