Хранитель древностей - [53]

Я даже рассмеялся, настолько это было хорошо. Молодец девчонка! Нашла правильные позывные.

В кабинете наступило молчание. Я стоял и думал, что же мне делать, потом снова наклонился над девочкой.

– Вы сами-то не алмаатинка? – спросил я.

Она молчала.

– Учитесь где-нибудь? Приехали к кому-нибудь? Ищите работу? – осторожно спрашивал я.

– Да что вы… – начала Зоя Михайловна, но Клара вдруг повернулась и так взглянула на нее, что она не договорила.

– У одних служила, – ответила девочка, – но они мне ничего не давали, не одевали, я ушла.

И только она сказала это, как лицо у нее стало сразу мокрым от слез.

– Ну, ладно, ладно, – сказал я сурово. Подошел к столу, налил ей полный стакан воды и сунул под нос. – Пей!

Она покачала головой.

– Пей, пей! – повторил я и вдруг увидел, как затряслись ее тоненькие, перевязанные красными тряпочками косички, как заходили ее острые лопаточки. – Пей и иди, – сказал я. – Вон сколько людей собрала!

И тут она вдруг заревела во все горло. Кто-то громко вздохнул. Я встал и отворил ей дверь.

– Иди!

– То есть как? – громко заговорила массовичка. – Как?… Послали уже за милиционером. Товарищи, что же вы молчите? Что же такое делается? Девочка, а ну-ка, ну-ка…

– Да замолчите вы, – сказал я тихо. – Клара Фазулаевна…

Но их обеих уже не было. В окно я видел, как Клара вывела девочку на крыльцо, раскрыла свою сумочку из серебряных колец, сунула девочке что-то в руку. Девочка взяла, взглянула на нее каким-то быстрым, зверушечьим взглядом и вдруг скатилась со ступенек. Я отошел от окна.

– Хорошо, – сказала массовичка. – Вот сейчас придет милиционер, что мы ему будем говорить? Вот что вы ему скажете?

– Ничего, как придет, так и уйдет.

– Так все просто? – спросила она меня иронически.

– А как же, – ответил я. – Простое простого.

– А она?

– Ну что же она? Больной ребенок, и все.

– И все?

– И все, Зоя Михайловна, – ответил я очень твердо. – Все, до грошика! И ничего больше тут нет.

– Послушайте же вы, – с каким-то даже горестным вдохновением взмолилась Зоя Михайловна. – Да она, может, из семьи врага, у нее, может быть, вся семья сидит. Вы слышали? Она служила там где-то в домработницах. Почему? Она не похожа на домработницу. Судя по ее внешности, она… А как она себя там держала?

Пришел милиционер – пожилой, усталый, простой человек в запотевшей гимнастерке. Пришел и ушел, ничего не поняв и ничего не записав. Просто неодобрительно покачал головой и ушел.

– Второй холостой вызов сегодня, – сказал он, – прямо с ума сошли люди, от жары, что ли?

Меня вызвали в Наркомпрос. Передал мне вызов директор, специально позвонил, чтобы я зашел к нему в кабинет, дождался, когда все уйдут, и только тогда сообщил, что меня хочет видеть замнаркома товарищ Мирошников. Предупредил, чтобы я ни в коем разе не опаздывал. Товарищ Мирошников только что пришел из армии и все вопросы понимает по-военному – четко, ясно, точно, расхлябанности не терпит, растяп ненавидит. И еще директор мне посоветовал лишнего не трепать, да и вообще (тут он сделал какой-то вихрастый жест) не быть уж слишком умным. Я улыбнулся.

– А тут и полсмеха нет, – сурово обрезал меня директор. – Индюк мудрил-мудрил, да и в суп попал. Ты знаешь эту историю?

– Знаю, – ответил я.

– Ну вот. А так не бойся, он человек справедливый. Только вот такие штучки (опять тот же жест, но уже около головы) ты брось. Понял? Ну, иди.

Я пошел.

Замнаркома меня принял сейчас же, хотя и был занят: разговаривал по телефону. Был он высок и плечист, с аккуратно подстриженными усами, и ими ли или еще чем он очень напоминал тот большой поясной портрет, что висел над его столом. Во всяком случае, хотел напоминать. А вообще-то это был рыжеватый мужчина, веснушчатый, медлительный, уже, пожалуй, склонный к полноте, но еще никак не полный. Когда я вошел, он скосил на меня глаза и кивнул на диван. Я сел.

– Хорошо, – сказал он в телефон, – я тебе еще звякну. Ты что, у себя будешь? Хорошо! Вот и он как раз.

Он положил трубку и позвонил. Вошла секретарша.

– Ту мою папку, – попросил он. И, когда девушка вышла, сказал: – Вот говорил с вашим директором, вы его давно знаете?

Я сказал, что год. Он уволился из армии примерно через месяц после того, как я поступил в музей. Тут Мирошников слегка нахмурился.

– А почему вы думаете, что он уволился из армии?

«Не трепись», – вспомнил я и сказал:

– Он пришел к нам в военной форме.

Замнаркома хмуро посмотрел на меня и объяснил:

– В военизированной… Он же работник Осоавиахима. А военизированная форма присвоена отнюдь не только армии, но, – и дальше, как печатая, – и войскам внутренней охраны, работникам НКВД, лесной охране и кое-каким другим организациям специального порядка. Это вам не мешало бы знать. Так! – Он распахнул папку, вынул оттуда какую-то бумагу и стал ее читать.

Я сидел и ждал.

– Кто такой Родионов? – спросил он, не поднимая головы.

«Вот окаянный старик», – подумал я и сказал:

– Археолог-любитель. Кроме того, вырезает по дереву.

– И такие профессии есть? – замнаркома остро посмотрел на меня. – Быть археологом-любителем и вырезать по дереву.

«Любит точность», – вспомнил я и ответил:

– Сейчас он пенсионер, кажется, работает еще и счетоводом. В общественном порядке.