Хранитель Бездны - [61]

Зачем бежать? — шептал кто-то глубоко в его голове, — зачем… сопротивляться? Все равно… Развязка близка…

Кто-то, крепко ухватив его за воротник, тянул прочь. Шептал отчаянно, кричал шепотом, захлебывался. Но все это было совершенно не важно на фоне кажущейся бесконечной картины смерти Кольцова. Он почти чувствовал медный запах крови.

— Да пойдемте же, — хрипел Громов, прижав губы к его уху, — пока они… пока не наигрались!

Андрей попытался было вырваться. Ему даже захотелось криком привлечь Петюню и Михалыча. Быть может, высокий темноволосый мужчина осчастливит их, вспоров холодный воздух очередью из автомата. Быть может…

Он видел, как тело Кольцова, более никем не удерживаемое, заскользило по лезвию, постепенно, плавно падая назад. Как Михалыч, исходя долгим глубоким стоном, сорвал с пояса молот и, высоко подняв над головой, обрушил его на голову старика. Поднял и снова ударил.

Поднял и снова ударил.

Поднял. И снова ударил.

Молот чавкал. Михалыч с трудом вытаскивал его из омерзительного месива, в которое превратилась голова Кольцова, поднимал и снова бил.

Поднимал и бил снова.

Громов с новыми силами рванул его, на сей раз приложив куда больше усилий — он чуть было не упал, и только рука Громова, упершись ему в спину, удержала его. Не поворачиваясь, завороженный монотонным движением молота, он позволил тащить себя к машине.

— Садитесь! Да садитесь же! — зашипел Громов.

Он сел на место Громова. Тот оказался рядом, вцепившись в руль. На иссиня-белой коже ярко горели два черных провала глаз.

Андрею было дико видеть его на месте Кольцова, трогающим машину Кольцова. Это выглядело как… угон. Он открыл даже рот, чтобы позвать на помощь — ведь на его глазах совершается преступление, и он, как порядочный гражданин, просто обязан, нет, должен…

В этот момент Громов с силой ударил его в скулу. Так сильно, что голова Андрея гулко ударилась о стекло. На мгновение все потеряло значение. Затем мир снова обрел краски, и он… почувствовал, что более не находится под влиянием шока. Он попытался сказать что-то, но вместо привычной речи изо рта вырвались хриплые лающие звуки.

— Все потом, потом! — Громов вдавил педаль газа в пол и понесся прямо на Петюню. Тот оглянулся, привлеченный шумом, и с обезьяньей ловкостью отпрыгнул в сторону в самый последний момент.

Михалычу повезло меньше. Увлеченный, он не так быстро отреагировал, и морда «Москвича» буквально подняла его в воздух. От удара он отлетел на несколько метров назад, да так и застыл в песке изломанной куклой.

— Потом, потоом! Вот сука, пото-о-ом! — ревел Громов, лихорадочно выруливая на дорогу.

Выезд из переулка был наполовину перегорожен желтым УАЗом. Андрею показалось, что они не отвернут, не смогут отвернуть, но Громов не колеблясь направил машину прямо в узкий проем. Раздался скрежет, когда левая сторона «Москвича» все же задела бампер УАЗа. Машину дернуло, и… они оказались на дороге.

Громов с проклятьями вдавил педаль газа в пол, и они понеслись прочь под аккомпанемент ревущего на пределе возможностей двигателя.

Андрей оглянулся и увидел быстро уменьшающиеся фигурки, что копошились в клубах пыли, поднятых «Москвичом». Миг, и они исчезли.

2

Громов вел, не обращая внимания на ямы и ухабы, машину то и дело подбрасывало, и каждый раз Андрею казалось, что вот-вот «Москвич» развалится, прямо в воздухе разлетится на запчасти, как в каком-то американском мультике. Он то и дело оглядывался, но сзади ничего не было видно. Если их и преследовали, то где-то далеко — он даже не слышал сирены. Дома по обе стороны дороги здесь выглядели совершенно нежилыми. Многие стояли без крыш и казались сгоревшими. Они пронеслись мимо развалин чего-то, напоминающего церковь — передняя стена здания отсутствовала почти начисто, и там, в черной глубине, Андрею привиделись люди, неестественно, странно ползающие по развалинам.

Дорожное покрытие все ухудшалось, но Громов и не думал снижать скорость. Он с какой-то первобытной яростью крутил руль. Зверски переключал передачи, не сводя глаз с дороги.

Андрей хотел что-то сказать ему, но каждый раз, когда он пытался, перед глазами его вставала одна и та же картина: Михалыч, остервенело орудующий молотом. Он попытался осознать, что же только что произошло, но это было…немыслимо… Зачем… Зачем?

Будто прочитав его мысли, Громов резко свернул на обочину и ударил по тормозам так, что машина едва не перевернулась, лишь чудом сохранив сцепление с дорогой.

Он повернул белое лицо к Андрею, и тот, в полной растерянности от собственной беспомощности, увидел, что мужчина плачет.

— Ну что, Андрюха, — прохрипел Громов — его левая рука все еще на руле; правая ладонь сжимается и разжимается на колене. — Что, дружок, понял, как у нас заведено?

Он явно не ожидал ответа. Андрею показалось, что он борется с желанием ударить его, возможно, даже убить.

— Столько…времени, — всхлипнул Громов, — столько…сил… Ты вообще…ты знаешь? Каким он был, ты знаешь?

Андрей молчал.

— Он же… все ради тебя, сука! — заорал Громов и вправду замахнулся было, но безвольно уронил руку и как-то беззащитно зашмыгал носом, — сделал все… А ты… ты достоин?