Хранить вечно - [16]

— Советы стали той силой, которая победила Корнилова, — говорил Робинс, знакомя Локкарта с обстановкой в России. — С Советами приходится считаться, как с фактической властью.

Робинс с увлечением рассказывал Локкарту о встречах с Лениным. Невысокий коренастый вождь красных произвел на американца неотразимое впечатление.

Робинс все больше убеждался, что Ленин — человек действия, а не красивых слов. И действия его строго рассчитаны и целесообразны.

Робинс решил, что даже если придется оставить свое мнение при себе, он никогда не позволит учинить какую-нибудь пакость русским, которые пришлись ему по душе, и особенно Ленину, возглавившему самую мощную революцию, способную перевернуть мир.

Локкарт не мог не согласиться с тем, что Ленина следует поставить на первое место среди самых больших политических деятелей эпохи. Ленин даже внушал ему симпатию. Однако британский уполномоченный не собирался забывать инструкций, которые получил при напутствиях в красную Россию. Собрав достаточно сведений о Ленине и зная, что именно ему, а не кому-либо другому принадлежит ведущая роль в определении политики большевистской России, Локкарт начал визиты не с Ленина, а с Троцкого, только что назначенного наркомом по иностранным делам.

Раз между Лениным и Троцким идет какая-то борьба, надо выяснить возможность ее обострения и использовать в интересах британского правительства.

Надо усилить оппозицию и расколоть красных.

Первые двенадцать дней моего пребывания в Петербурге были заполнены бесконечными переговорами с Чичериным[11] и со штабом английского посольства.

15 февраля в Министерстве иностранных дел я встретился с Троцким.

Локкарт получил двухчасовую аудиенцию у Троцкого в Смольном сразу же после того, как он вернулся из Брест-Литовска. Британский уполномоченный уже знал от военно-морского атташе Кроми, что Троцкий в Брест-Литовске не выполнил прямой директивы Ленина — подписать мир.

Выступая на мирной конференции, он кричал:

— Ни войны, ни мира!

Он заявил немцам, что русская армия не может больше воевать и продолжает демобилизацию.

— Мы прекращаем войну, но отказываемся от подписания мира! — заносчиво воскликнул Троцкий, удивив даже видавших виды германских генералов.

Председательствующий на конференции генерал Гофман счел момент вполне подходящим для прекращения игры в дипломатию и предложил советским делегатам отправляться домой.

Троцкий демонстративно удалился, выкрикнув напоследок:

— Мы уйдем, но хлопнем дверью так, что содрогнется вся Европа!

Когда это узнал Ленин, он возмутился авантюристической позицией Троцкого, а его лозунг «Ни войны, ни мира!» назвал безумием, если не хуже.

Чтобы окончательно решить вопрос о возможностях Троцкого, Локкарт считал необходимой встречу с Лениным. К этому времени штат Британского посольства уехал из Советской России.

1 марта я был принят Лениным в Смольном… Комната, в которой меня принял Ленин, содержалась не слишком богато — вся обстановка ее состояла из маленького стола и нескольких простых стульев.

Я видел Ленина в первый раз. Ничто в его наружности, в коренастой фигуре с высоким лбом, слегка вздернутым носом, русыми усами и бородкой не свидетельствовало о сверхчеловечности… Но уже из первого свидания с Лениным я вынес впечатление колоссальной силы воли, решимости… На протяжении последующих месяцев Лондон неоднократно рекомендовал мне расследовать вопрос о резких противоречиях между Лениным и Троцким, на которые наше правительство возлагало большие надежды. Но мне достаточно было первой беседы с Лениным, чтобы уяснить себе происхождение этих противоречий…

Троцкий был так же не способен равняться с Лениным, как блоха со слоном.

Потом Локкарт отправился на свидание с Френсисом и Нулансом в Вологду.

Там я убедился, что познания Френсиса в области русской политики равнялись нулю… Милейший Френсис не в состоянии отличить левого социалиста-революционера от картошки… За покером этот старый господин перестал быть ребенком. Мы играли долго, и он забрал у меня все деньги…

На совещании послов в Вологде обсуждался вопрос об интервенции в России, и Локкарт без колебания согласился с Нулансом, который вел заседание. По возвращении из Вологды Локкарт узнал, что мятеж чехословацких генералов Гайды и Сыровы против Советов начался именно так, как договорились он, Френсис, Нуланс и Нокс[12] — в один и тот же день — 28 мая и на всем протяжении Транссибирской магистрали.

Закулисные маневры союзников грозили оставить Локкарта не у дел, если он не сориентируется и не займет определенную политическую позицию.

До сих пор я избегал всяких налагающих какие-либо обязательства ответов, тем более, что знал, до какой степени я окружен провокаторами.

Но когда интервенция союзников стала делом решенным, а на Дон и Кубань стягивались крупные силы Донской и Добровольческой армий для удара против большевистских центров, время действовать пришло само собой.

Возможность признания Советского правительства отпала. На повестку дня встал вопрос об организации взрыва изнутри.

К тому времени под рукой у Локкарта уже был Рейли. Казалось, сама судьба столкнула их друг с другом. Локкарт, наслышанный о Рейли, видел в нем способного и энергичного исполнителя своего плана, но Рейли, как видно, претендовал на большее.