Хранилище ужасных слов - [20]

— Говоришь, вы оценок не даете, — начал он неуверенно, словно еще не знал, чем закончит предложение, — но ты показываешь мне эти побрякушки, чтобы я сам оценил и что-то понял, так?

— Как ты распорядишься тем, что я тебе показываю, зависит от тебя, Пабло.

— Напоминает рисунки в древнеегипетских пирамидах, изображающие суд над душами мертвых: на одной чаше весов — сердце умершего, на другой — богиня Правды. Если покойник совершил больше плохих дел, чем хороших, его душу пожирает чудовище, и он не попадает туда, где обитают души людей благочестивых и добродетельных.

— Тут нет никаких чудовищ, пожирающих души. Мы только храним, и показываем, и учим тех, кто желает научиться.

— Выходит, Талья была права — вы ее действительно учили.

— Она хочет учиться, а ты?

Пабло молчал, глядя на цветные всполохи и размышляя об обычной жизни и жизни, полной чудес, которая его ждет, если он примет предложение проводника и останется.

— Мы ведь умерли, правда? — наконец спросил он в надежде на утвердительный ответ, который раз и навсегда покончил бы с колебаниями.

— Нет, на этом уровне учиться могут только живые. После смерти много чего происходит, но не здесь.

Пабло растерянно взглянул на своего сопровождающего. Если они еще не умерли, значит, не все потеряно. А вдруг этот тип врет? Как узнать, что они не в аду и эта светящаяся фигура — не дьявол, пытающийся его обмануть? Дьявол ведь — отец лжи, ему соврать — раз плюнуть…

— Дай мне время подумать.

— Тут времени не существует, — ответил проводник. — Думай, пока не примешь решение.

Здесь: Пятнадцать

Мигель и Хайме вместе вышли из больницы. Еще не было шести, но уже стемнело, и холодный ветер доносил влажный запах снега, падающего на вершины ближайших гор. Ана побывала в больнице с утра, а потом оставила мужчин одних и ушла на вокзал встречать Диего, который возвращался из Барселоны после первого учебного триместра. Они намеревались все вместе провести сочельник в доме семьи Кастро. Это был первый сочельник без Тальи, и Ане с Мигелем хотелось собрать под одной крышей как можно больше народа, чтобы не так сильно грустить о дочери. Даже родители Педро отпустили сына, хотя, конечно, предпочли бы в этот вечер быть с ним. Марга тоже обещала забежать после ужина.

Ближе к вечеру Талью навестили ее лучшие подружки и завалили всю палату цветами и подарками. Тумбочку Пабло украшали нарядные открытки от родителей. И хотя накануне праздника к нему, кроме верного друга, никто не пришел, Фернандо обещал приехать ненадолго в начале января, а Элена звонила каждую неделю и просила Хайме подносить телефон к уху сына, чтобы тот мог слышать ее голос.

— Нет никакого настроения праздновать Рождество, — признался Мигель, остановившись на светофоре. — По мне, так поскорее бы оно закончилось. Если бы на прошлое Рождество я купил Талье мобильник, все сложилось бы по-другому. Хотя, может, и нет, кто знает. В общем, сам не соображаю, что говорю.

— А вдруг как раз теперь случится чудо? Или вы уже не верите в чудеса? — Хайме, не менее подавленный, чем Мигель, оставался верен своей привычке подбадривать окружающих.

— Я восемь месяцев стараюсь в них верить. Как и ты.

Они молча ехали по украшенным разноцветными рождественскими гирляндами улицам. Нагруженные последними предпраздничными покупками, торопились домой прохожие.

— Не забудьте, мне нужно зайти домой за вином, о котором я вам говорил. Отличное вино, из деревни прислали, — сказал Хайме.

Мигель, конечно, об этом забыл, поэтому изменил маршрут и на ближайшем же перекрестке свернул.

— Знаешь Клавихо, которого назначили нашим лечащим врачом в сентябре, такой светловолосый красавчик? Так он сказал вчера, что… — Мигель осекся, откашлялся и продолжил, не отрывая взгляда от дороги, — что мы можем упрямиться сколько угодно… Представляешь?

— Что представляю? — Хайме догадывался, в чем дело, но хотел услышать подтверждение своей догадки от Мигеля.

— Он сказал, надежды практически нет и глупо закладывать наши жизни — именно так, «закладывать наши жизни», будто речь идет о банковской сделке, — ожидая чудо, которое никогда не свершится, и мы могли бы…

— Что могли бы? Ради бога, Мигель, договаривайте уже!

— Могли бы «отключить» их и дать спокойно умереть, а не поддерживать в этом состоянии, пока они сами…

По щекам Мигеля катились слезы, суставы пальцев побелели — так отчаянно он вцепился в руль.

— Ни за что, — сказал Хайме.

— Дон Мануэль, доктор Герреро, считает, нужно ждать, всякое случается. А ты как думаешь?

— Я уже сказал — ни за что. Здесь немного вперед. Всё, приехали. Пойдемте вместе, а то там две коробки килограмм на пятьдесят.

Выходя из лифта уже с коробками, они столкнулись с доном Мануэлем Герреро, только что вошедшим в подъезд.

— Дон Мануэль! — удивленно воскликнул Хайме. — Что вы здесь делаете? Какие-нибудь новости?

В глазах Хайме и Мигеля затеплилась надежда, и врач поторопился развеять ненужные иллюзии.

— Нет-нет, никаких. К сожалению, все по-прежнему. Я приехал за своей тетушкой, забрать ее на ужин к себе домой.

— Ваша тетя живет здесь?

— Да, напротив тебя. Наверное, ты ее знаешь, хотя она очень старая и почти не выходит — боится упасть и что-нибудь сломать, — но на Рождество мы не хотим оставлять ее одну.