Храм Духа Святого - [29]
Он лег спать уверенный, что утром, когда откроет глаза, увидит, как обычно, самого себя в маленьком румяном зеркальце, вправленном в подобие дверной рамы из великолепных волос. О продаже она и не вспомнит, и после завтрака он поедет с ней в город взять официальную бумагу в здании суда. На обратном пути он заедет к Тилману, и сделка совершится.
Но, проснувшись утром, он только и увидел, что пустой потолок. Он сел и огляделся, но в комнате ее не было. Он перевесился через край кровати и заглянул вниз, но и там ее не было. Он встал, оделся и вышел на переднюю веранду. Она сидела на качелях в таком же точно положении, как вчера, и смотрела поверх лужайки на лес. Старик почувствовал сильное раздражение. С тех пор, как она научилась карабкаться, не было утра, чтобы он, проснувшись, не обнаружил ее у себя либо на кровати, либо под ней. Но сегодня она демонстративно предпочла ему лес. Он решил пока сделать вид, что ничего не произошло, и разобраться с ее поведением позже, когда у нее пройдет теперешняя дурь. Он сел на качели возле нее, но она по-прежнему смотрела на лес.
— Я думаю в город с тобой поехать поглядеть лодки в новом магазине, — сказал он.
Не поворачивая головы, голосом подозрительным и громким она спросила:
— А еще зачем тебе в город?
— Больше ни за чем.
— Если только за этим, ладно, — сказала она помолчав, но взглядом его так и не удостоила.
— Тогда надень ботинки, — сказал он. — С босячкой я в город не ездок.
Шутка ее не рассмешила.
Ее безразличие словно бы подействовало на погоду. Небо ни дождя не обещало, ни сухого дня. Оно было неприятно сереньким, и солнце ни разу до сих пор не потрудилось выглянуть. Девочка всю дорогу смотрела на свои торчащие ступни, обутые в тяжелые коричневые школьные ботинки. Старик, который частенько шпионил за ней, не раз видел, как она сидит одна и разговаривает со своими ступнями, и ему показалось, что сейчас она беседует с ними беззвучно. Губы время от времени шевелились, но ему она ничего не говорила и на его высказывания не отзывалась, точно не слышала. Он подумал, что ее расположение обойдется ему в хорошую сумму и что разумней всего, если это будет лодка, которую он и сам хотел приобрести. С тех пор, как вода подступила к ферме, Мэри-Форчен очень часто заводила речь о лодках. Так что первым делом — в магазин.
— Покажите-ка нам ваши яхточки для бедных! — весело крикнул он продавцу, войдя.
— Они все для бедных! — отозвался продавец. — Как одну купите, так сразу и обеднеете.
Он был упитанный молодой человек в желтой рубашке и синих брюках, и с юмором у него было все в порядке. Они с ним обменялись еще несколькими скорострельными репликами, и мистер Форчен посмотрел на внучку — не просветлело ли у нее личико? Она стояла у противоположной стены, рассеянно глядя на нее поверх лодки с подвесным мотором.
— А молодую особу лодочки не интересуют? — спросил продавец.
Она повернулась, медленно вышла на тротуар и села в машину. Старик смотрел ей вслед с изумлением. У него в голове не укладывалось, что эта разумница может так себя вести из-за продажи какого-то поля.
— Похоже, она заболевает, — сказал он. — Мы еще приедем.
Он вернулся в машину.
— Поехали возьмем по мороженому, — предложил он, глядя на нее с беспокойством.
— Не хочу никакого мороженого, — сказала она.
Главной целью поездки было здание суда, но он не хотел, чтобы она это поняла.
— Тогда давай в десятицентовый магазин. Оставлю тебя, а сам съезжу по одному делу. Дам двадцать пять центов, купишь себе что-нибудь.
— Не хочу ни в какой магазин, — сказала она. — И двадцать пять центов твои мне не нужны.
Если ее даже лодка не заинтересовала, то с какой стати она должна была польститься на двадцать пять центов? Он выругал себя за глупость.
— Что случилось, душа моя? — спросил он участливо. — Ты нездорова?
Она повернулась и, глядя ему прямо в лицо, произнесла с медленной сосредоточенной яростью:
— Лужайка, вот что случилось. Мой папа пасет там телят. И нам уже не видно будет лес.
Старик долго сдерживался, но теперь его прорвало.
— Да он же бьет тебя! — закричал он. — А тебя беспокоит, где он будет пасти своих телят!
— Меня ни разу в жизни не били, — сказала она, — а если бы кто попробовал, я бы того убила.
Мужчине семидесяти девяти лет — пасовать перед девятилетней? Ну уж нет. Лицо у него стало таким же непреклонным, как у нее.
— Ты из Форченов, — проговорил он, — или ты из Питтсов? Решай.
Ее ответ был громким, твердым и воинственным:
— Я Мэри — Форчен — Питтс.
— Ну а я, — прогремел он, — ЧИСТОКРОВНЫЙ Форчен!
По ней видно было, что крыть ей нечем. Какое-то время она выглядела полностью побежденной, и тут старик с обескураживающей ясностью увидел, что это питтсовское выражение. Да, чисто питтсовское, пятнавшее, он чувствовал, его самого, словно появилось на его собственном лице. Он с омерзением повернулся, подал машину назад и поехал прямиком к зданию суда.
