Хозяйка замка Ёдо - [115]

После разговора с сыном Тятя направилась к Харунаге Ооно. Выслушав её, военачальник кивнул:

— Совершенно с вами согласен, госпожа Едо. Необходимо вырыть защитные рвы, возвести частоколы. Я займусь этим, как только сёгун Хидэтада отбудет на восток, и тогда, если только остальные полководцы нас поддержат, можно будет не бояться Токугава.

Тяте такие речи понравились.

— Однако же на восстановление замка нам потребуется месяца два, не меньше, — продолжал Харунага, — и, пока работы не закончатся, ни в коем случае нельзя вступать в боевые действия. А для этого необходимо, чтобы почтенная хозяйка Вакасы соизволила отправиться в Сумпу.

— Охацу? Я, конечно, сумею убедить её отправиться в Сумпу, но о чём она будет вести там переговоры?

— Просто попросите её сделать это для нас. Остальное оставьте мне.

Харунага, судя по всему, собирался доверить Охацу некое прошение, чтобы та передала его в Сумпу Иэясу. Вероятно, это должно было на время отвлечь внимание сёгуната от Осаки. План показался Тяте разумным.

Двадцать восьмого числа сёгун Хидэтада выехал из Фусими в Эдо. Как только стало известно о его отбытии, в Осакском замке закипела бурная деятельность по восстановлению укреплений. Через несколько дней надёжного человека отрядили в Киото, где гостила Охацу, с просьбой отправиться в качестве посланницы к Иэясу в Сумпу. Лучшей посредницы в переговорах между кланами Токугава и Тоётоми, чем вдова Такацугу Кёгоку, и представить было нельзя. В итоге, правда, было решено, что кроме неё ходатайствовать перед отцом сёгуна за Хидэёри будут ещё три достойные дамы: госпожа нии-но-цу-бонэ[137] — мать Ватанабэ, правителя Этиго; госпожа Окура, мать Харунаги Ооно, а также мать самурая Масанаги Ватанабэ, родственника правителя Этиго. Официальная цель их визита к Иэясу заключалась в том, чтобы испросить финансовой помощи для княжеств-тодзама[138], разорённых войной.

В начале третьей луны четыре посланницы покинули Осаку.

Возвращение Охацу в замок было предусмотрено на начало четвёртого месяца. В этот промежуток осакские военачальники занимались спешными приготовлениями к последней битве.

Через несколько дней после отбытия посольства к Иэясу Тятя нанесла визит в покои Сэн-химэ — собиралась высказать кое-какие претензии. Как и в прошлый раз, невестка приняла её с величайшим уважением и усадила на почётное место.

— Впереди — новые сражения? — грустно спросила Сэн-химэ.

— Коли война началась, её нужно довести до конца. На сей раз мы будем биться, пока от этого замка не останется камня на камне, — твёрдо сказала Тятя.

— Но ведь этот замок уцелел в боях, хотя и казалось, что его вот-вот сровняют с землёй. Да и я давным-давно должна была умереть, а всё ещё живу. Так, может, и грядущая битва не станет последней? Впрочем, если мне суждено погибнуть, жалеть будет не о чём…

— Во время нашей прошлой беседы вы, помнится, мечтали о мире.

— Я мечтала о настоящем мире. У меня не было сомнений, что договор будет подписан, но я так же хорошо знала, что этот мир не продлится долго. К сожалению, мы с господином Хидэёри были единственными, кто это понимал.

Сэн-химэ сокрушённо покачала головой, а Тятя смотрела на невестку во все глаза, и не узнавала её, и думала, что юная заложница из дома сёгуна ведёт себя так, будто в ней нет ни капли крови Токугава.

— Я никогда не видела, как замки исчезают в огне, — тихо продолжала Сэн-химэ. — Печальное, должно быть, зрелище… — Она произнесла это с искренней грустью.

Тятя всё ещё не могла отвести взора от девятнадцатилетней девочки, которая вдруг так точно выразила её собственные мысли и чувства. В тот момент Тяте почудилось, что между ними установилась душевная близость, какой у неё никогда не было ни с Охацу, ни с Когоо. Сэн-химэ повзрослела, расцвела как женщина, обрела здоровую психику человека, не знавшего горестей, и Тятя, чьё детство прошло в скитаниях от замка к замку, Тятя, видевшая, как рушатся крепости, которые были ей родным домом, и как умирают дорогие её сердцу люди, неожиданно для себя прониклась к племяннице живейшей симпатией.

В вишнёвом саду у резиденции Сэн-химэ только-только начали распускаться бутоны. Тятя медленно шла среди деревьев; внезапный приступ головокружения заставил её остановиться. Возникло видение: вокруг закачалась призрачная стена огня, языки пламени жадно потянулись к ней. «Сэн-химэ!» — закричала Тятя. «Я здесь!» — отозвался чистый звонкий голосок, и в алом ревущем вихре пожара показалось личико Сэн-химэ с неуловимой улыбкой на устах. «Она уцелеет в огне, который уничтожит Осакский замок!» — пронзила Тятю странная мысль. Головокружение прошло. Она схватилась за плечо прислужницы, почувствовав слабость, но в следующий миг отпустила её и зашагала дальше.

Сменяли друг друга дни, насыщенные заботами. На подступах к замку суетились воины и мастеровые, трудились с утра до ночи, но работы по восстановлению укреплений продвигались ни шатко ни валко. Тятя то и дело поднималась на смотровую площадку тэнсю обозреть поле деятельности, и всё, что она видела, — это беспорядочно набросанные повсюду горы земли да чернеющие то здесь, то там ямы, которые никак не могли слиться в один ров, хотя их численность прибавлялась день ото дня.