Хозяйка розового замка - [229]

— Брике, ты знаешь, я просто умираю — так мне хочется повидать сына и близняшек.

Это прозвучало весьма многозначительно. Брике, прежде чем ответить, расправился с лепешкой, потом отрезал напоследок кусок кровяной колбасы и сунул себе в карман.

— Брике, только ты можешь мне помочь, — сказала я снова.

Он все еще не отвечал. Тогда я произнесла:

— Брике, если тебе нужны деньги, я готова запла…

Он прервал меня:

— Вы хотите, чтобы я провел вас в замок?

Я кивнула.

— Ваше сиятельство, меня выгонят, если узнают, что я вам помог, и я потеряю даже это место.

— Но кто узнает? — спросила я горячо. — Ты лишь проведешь меня через лес, где стоят эти проклятые шуаны, а дальше, в доме, я и сама разберусь. Брике, пожалуйста! Мы ведь друзья. И если… если тебя все-таки выгонят, я никогда не откажу тебе в помощи.

Он, казалось, колебался, и я произнесла со слезами в голосе:

— Брике, я больше не могу так! Я должна их увидеть! Ну что я совершила такого ужасного, чтобы меня лишили права навещать их? Ты же знаешь, как я люблю своих малышей. Пожалей меня хоть ты, а то все в Белых Липах — и старуха, и виконт, и даже герцог — меня ненавидят!

Он тоскливо посмотрел на меня, взъерошил себе волосы. И сказал:

— Ясное дело… Пойдемте.

Я вскочила на ноги.

— Ты прелесть, Брике! Ты самый лучший друг. Подожди минуту, я только заберу подарки.

В Ренне я продала одно из колец, подаренных мне Александром, и на эти деньги сделала много покупок. Иных-то возможностей у меня не было. Я представляла себе, как обрадуются близняшки, как улыбнется Филипп, и перед этим меркло чувство грусти, которое я испытала, расставаясь с подарком герцога дю Шатлэ.

Было уже совсем темно, когда мы подошли к дому. Авантюра пока удавалась нам без всяких приключений. Брике, распрощавшись со мной, сразу нырнул в какие-то кусты, а я, ступая тихо, как кошка, проскользнула в дом.

Как тихо здесь было… Как тогда, когда я впервые сюда приехала. Парадная лестница была освещена тускло, а с этажей и вовсе не пробивался свет. И это в сочельник — накануне Рождества! Интересно, поставили ли хоть елку в белой столовой? Я была уверена, что нет, и ощутила даже злорадную радость от того, что без меня тут все так нарушилось. Без меня здесь снова стало безмолвно, холодно и мрачно. Все сидят в своих комнатах. И трапезы, наверное, снова стали немыми.

Любопытно, улыбается ли когда-нибудь Александр?

Я сразу же одернула себя, решив не злорадствовать по этому поводу. Если он и не улыбается, если он снова стал замкнут и молчалив, это в какой-то мере и моя вина. Другое дело то, что и он повел себя чересчур круто и этим только все усугубил. Впрочем, об этом ли я должна была сейчас думать?

Я поднялась на третий этаж, никем не замеченная, и, только когда открывала дверь детской, мне показалось, что я вижу в глубине коридора силуэт Элизабет. Я решила не обращать на это внимания и воспользоваться каждой минутой, которая была в моем распоряжении. Элизабет не выгонит меня из детской. Я воспользуюсь своим правом и даже сам дьявол меня не остановит!

Для меня было неприятным сюрпризом обнаружить, что в детской нет Филиппа. Здесь спали девочки, но даже кроватки своего сына я не увидела. Я закусила губу, понимая, что мне не удастся его повидать: для поисков в доме у меня не было времени. Потом, пытаясь справиться с огорчением, я стала ласково будить дочерей.

Они толкались, сопротивлялись, но в конце концов открыли глаза, и встреча наша была самой бурной. В белых ночных рубашках и чепчиках, из-под которых струились волосы цвета кипящего золота, они соскочили с кроватей, бросились ко мне, обнимали, смеялись, целовали и щебетали так возбужденно, что одна не давала мне понять другую.

— Почему ты не живешь с нами, мамочка?

— Почему папа все время уезжает и тебя тоже нет?

— Мы всегда одни.

— А госпожа старая герцогиня нас не любит, и Элизабет тоже.

— И господин виконт сказал, что папа нам вовсе не папа!

Я задохнулась от злости, услышав о таком высказывании Поля Алэна. Да будь он проклят — ему даже малышек не жалко! Мерзавец! Прижав обе золотистые головки к груди, осыпая их поцелуями, я пробормотала:

— Дорогие мои, я все вам объясню. Потом. А сейчас… сейчас ведь праздник. И я с вами. Давайте будем радоваться.

Они заглядывали мне в глаза, прижимались щекой к моим ладоням, теребили платье и было видно, как им хочется, чтобы их обняли. Я делала это, с горечью понимая, что им не хватает ласки. Они же девочки! И они такие еще маленькие! Им мало только того, что их вовремя кормят и вовремя укладывают спать!

— Герцог — это ваш папа, поверьте, — проговорила я настойчиво, снова и снова целуя их, прижимая к себе, обнимая и баюкая. — Не слушайте того, что вам говорят. Я люблю вас, и папа тоже любит.

— Почему же ты теперь не с нами? Мамочка! Оставайся здесь!

Они сами не понимали, что доводят меня до слез. Я ласково погладила их волосы, поцеловала в висок сначала одну, потом другую.

— Видите, у меня на пальце два бриллианта? Один камешек это Вероника, другой — Изабелла. Вы всегда со мной. И теперь, мои милые, скажите, где Филипп?

Все так же ласкаясь ко мне, приглядываясь к бриллиантам, они путано рассказали мне, что Филипп живет теперь на втором этаже и что у него теперь новая нянька.