Хозяйка розового замка - [222]

— Я должна снова отправиться в Белые Липы?!

— Да.

— А как это будет выглядеть, душечка? Я ведь уже вещи собрала.

— Сейчас не время размышлять о том, как это будет выглядеть и что о тебе подумают другие. Ты должна быть там, только тогда я буду спокойна за сына и близняшек — разве это непонятно?

Она не отвечала, нахмурив брови. Я понимала, что ей неприятно поступать так, как говорю я, но была уверена, что она согласится со мной.

— Пойми, Маргарита, если ты уйдешь, я вообще лишусь возможности что-либо узнавать… Все слуги — они преданы герцогу, а не мне. Они слушались меня только до тех пор, пока он им это приказывал. Без него я для них ничего не значу.

Маргарита кивнула.

— А деньги? Мадам, я полагаю, ваш муж должен давать вам некоторое содержание.

— Не надо пока об этом говорить. Я надеюсь, что все еще изменится и я… я, может быть, вернусь в Белые Липы. Надо только подождать.

Маргарита шмыгнула носом и стала искать платок.

— А ведь герцог сегодня уехал, — сообщила она подавленно.

— Куда?

— Бог его знает. Теперь в замке всем заправляет его брат, а я его терпеть не могу. Он злой и жестокий. Вот уж не пойму, что такого нашла в нем Аврора!

Аврора рядом со мной вздохнула. Я понимала, что ей нравится Поль Алэн, и ее поступок в силу этого приобретал даже некоторую жертвенность. Впрочем, я была рада тому, что она будет находиться вдали от моего деверя, — я не считала, что он подходящая для нее партия.

Уходя, Маргарита посоветовала:

— Напишите письмо своему отцу, мадам. Пусть он приедет и все уладит. Его, я полагаю, не посмеют выгнать!

Я покачала головой. Если бы хоть кто-нибудь знал, где сейчас отец. Он и Жан были в Сирии, в крепости Сен-Жан-д’Акр — но это приблизительно, ибо никаких известий оттуда я не получала.

Кроме того, отец мог бы помочь во многих случаях, только не в этом.

9

Я внимательно разглядывала себя в зеркале. Овал лица уже утратил отечность, чернота прошла, и губы, слава Богу, уже не казались распухшими. Оставался еще большой синяк, уродующий правую щеку вплоть до виска. Было больно дотронуться до этого места. Но в целом, если надеть вуаль, можно вполне показываться людям.

Впрочем, все это было сущей чепухой по сравнению с тем, как я себя чувствовала внутренне. Положение казалось невыносимым: ни туда, ни сюда. Я ни в чем не была окончательно уверена. Или просто не хотела верить в худшее. Да, Александр выгнал меня, но после этого не подавал никаких известий. Я очень надеялась, что он еще ничего для себя не решил, а те слова о разводе вырвались у него в минуту ярости.

Я не могла, не хотела верить в то, что все между нами кончено. Жизнь стала бы абсолютно пустой. Я так привыкла к тому, что у меня есть дом, муж. Есть плечо, на которое можно опереться. А теперь я оказывалась словно на пепелище, с совершенно пустыми руками. Сент-Элуа уже не казался мне таким родным, как раньше. Я привыкла жить здесь, в Белых Липах. Нынче мне казалось, что меня лишили чего-то основного, основополагающего… без чего и жить-то невозможно.

Да, это было даже больше, чем просто любовь к Александру. Это был весь смысл, вся соль жизни. Я понимала, как ужасно мое нынешнее положение, и изнывала от страшной тоски. Она поселилась внутри меня, как болезнь, и мучила даже во сне. Я ничего не могла делать спокойно: ни спать, ни есть. Целыми днями ходила из комнаты в комнату как потерянная, и у меня все валилось из рук. Мне было ясно, что даже в этом доме для меня, в сущности, нет места: не могли же мы с Авророй вечно пользоваться гостеприимством Констанс.

— Вы одеты?

Это была как раз Констанс, осторожно заглядывавшая в комнату. Я действительно была одета: в амазонку и плащ, а теперь, когда появилась графиня, опустила на лицо вуаль.

— Да. Я думаю… пора туда съездить.

— Пора? Еще только десять дней прошло. Послушайте, Сюзанна, если вы думаете, что в тягость мне, то, уверяю вас…

— Нет-нет, — мягко остановила я ее. — Я бесконечно вам благодарна и ничего такого о вас не думала. Но мне кажется, уже пора.

— Ваша горничная говорила, что Александр уехал. К кому же вы поедете? С кем будете говорить?

— Все равно. Я хочу хотя бы увидеть детей. Уж они-то точно дома.

— А Александр? Где вы станете искать его?

— Если бы я знала!

Мне приходилось признаться себе, что в этом деле я могу надеяться только на счастливый случай. Наверняка мне не удастся узнать, где Александр. А без разговора с ним ничто не будет решено окончательно.

— Может быть, он вскоре вернется, — сказала я вслух. — И я случайно встречу его. Но это будет позже. Сейчас было бы слишком рано говорить с ним: он даже смотреть на меня не захочет.

Сегодня, в день святого Клемента, землю впервые покрыла легкая пороша. Зима была уже совсем близко. Я медленно ехала, ощущая, как замер в предчувствии холодов лес. Не слышно было ни звука. Улетели даже самые храбрые птицы — пеночки, сорокопуты, коростели. И люди сворачивали свою деятельность. Вот-вот, на святую Катрин, должны были закончить работу водяные мельницы. Сеять было уже не принято, а тот, кто припозднился, теперь ломал плуг в замерзшей земле.

В глазах у меня стояли слезы. Я никогда не любила эту пору года в Бретани: осень здесь всегда была унылая, скучная. А сейчас все усугублялось еще и обстоятельствами моей жизни. Все вокруг было опечалено, так же, как и я. Все словно сознавало свою обреченность — лес, листья на земле, серое небо. А мне даже от того, что я еду верхом на чужой лошади, не имея возможности взять свою Стрелу, было грустно.