Хозяйка розового замка - [206]

— И как же вы оправдываетесь перед генералом?

— Я пишу ему, что слишком долгое время был вдали от Отечества и не хотел бы покинуть его вновь. Впрочем, Бонапарт сейчас лишен возможности успешно возражать мне.

— Да, он слишком далеко…

Переменившись в лице, я серьезно спросила:

— Что это за слухи о мадам Грант, Морис? Это правда?

— Да.

— О, я так вам сочувствую. Надеюсь, будет какая-нибудь возможность помочь ей.

— Я уже попытался сделать это.

— Как?

— Я обратился с открытым письмом к Директории. Я написал, что мадам Грант глупа до крайней степени вероятия и не в состоянии ничего понимать, а тем более участвовать в заговоре. Полагаю, они освободят ее.

Усмехнувшись, он добавил:

— Я написал им, что люблю ее. Я написал это, хотя и знал, как это их позабавит. Я, конечно же, понимаю, что то, что они совершили с Келли, — это лишь для того, чтобы досадить мне.

Злость и досада прозвучали в этих словах. Я знала, что Талейран не в лучших отношениях с директорами, но сейчас поняла, что между ними, пожалуй, существует ненависть. Похоже, они больно ранили Талейрана, когда арестовали Келли Грант. Несмотря на ее пресловутую глупость, он был привязан к ней. Он даже щадил ее и скрывал свои похождения. Кроме того, еще в мае, собираясь уезжать, я слышала, что Келли беременна. Ей, наверное, скоро рожать, а ее посадили в тюрьму.

Мягко коснувшись рукой локтя Талейрана, я проговорила:

— Я очень надеюсь, Морис, что все обойдется и что мадам Грант не причинят там особых неприятностей. Но, Боже мой, как мне жаль, что все это доставило вам столько беспокойств. И то, что вы написали директорам, делает вам честь. Я знаю, как вы привязаны к Келли. Она такая наивная и простодушная.

— Вы, пожалуй, первая, кто не говорит о ее самом главном качестве.

— Я никогда не смеюсь над этим, Морис. Тем более в такие минуты.

Некоторое время прошло в молчании. Талейран, казалось, приходил в себя, пытался вернуть тот обычный облик невозмутимого и важного министра иностранных дел, какой имел только что. Потом его взгляд упал на Веронику и Изабеллу, которые, забыв обо всем, строили башни из песка.

— Кто эти очаровательные дамы?

— Мои дочери, — сказала я с нескрываемым удовольствием.

— Сколько им?

— Четыре года.

— Прелестные дети… Как я полагаю, незаконнорожденные?

— Это что, упрек?

— Нет. Кого я могу упрекать в этом, если сам грешен?

Улыбаясь, я сообщила ему, что близняшки, хотя и были незаконнорожденными, теперь удочерены Александром. Талейран задумчиво разглядывал малышек. Услышав имя Александра, он спросил:

— Ну, а как же ваши семейные дела? Все наладилось?

— Если бы… Мой муж готов в любую минуту уничтожить то, чего я добивалась целых шесть месяцев.

Талейран убежденно произнес:

— Вы вышли замуж за безумца, это я сразу понял. К сожалению, очень часто женщины любят именно тех, кто ими меньше всего дорожит. Вероятно, в этом есть смысл. Всегда дороже ценишь то, что трудно дается.

Быстро и пытливо взглянув на меня, он спросил:

— Надеюсь, иного рода неприятностей не было?

Румянец разлился у меня по щекам под влиянием этого взгляда. Привыкнув быть искренней с Талейраном, я чуть не рассказала ему обо всем. К счастью, доводы разума оказались сильнее. Помедлив мгновение, я сказала, что все обошлось.

— Я так и думал, — сказал он с улыбкой. — Иначе бы вас не отпустили снова в Париж. Что ж, если когда-нибудь вам понадобится моя помощь — безразлично, какого рода…

Эти слова прозвучали так двусмысленно, что я не сдержала смеха. Нет, я и сейчас не раскаивалась в том, что совершила. Общаться с Талейраном мне было очень приятно. Улыбаясь вместе со мной, он закончил:

— …знайте, что я всегда к вашим услугам.

— Ах, Морис, я каждый день молюсь о том, чтобы мне не довелось вас больше беспокоить.

Моя рука оказалась в его ладони. Он поднес ее к губам, поцеловал мои пальцы.

— Милая моя, вы замечательная женщина. Я просто отдыхаю, разговаривая с вами.

— Вы мне льстите. Мне ли не знать, сколько у вас приятельниц. Вы разве забыли мадам де Сталь?

— Мадам де Сталь! — повторил он насмешливо. — Да ведь это приятель, а не приятельница.

— Как это «приятель»?

— Именно так, Она должна была родиться не в юбке, а в панталонах. Но в остальном она — настоящий мужчина. А я, друг мой, так грешен, что более всего ценю в женщине именно женщину.

Отпуская мою руку, он сказал:

— Когда я с вами, я часто забываю свое основное правило.

— Какое?

— То, что язык человеку дан для того, чтобы скрывать свои мысли. Вы умеете слушать.

— Вот это действительно ценный комплимент! — сказала я смеясь. — В устах Мориса де Талейрана это — высшая похвала.

— Вы правы.

Он еще раз поглядел на близняшек и вдруг спросил:

— Вы не обидитесь, если я еще раз изменю своему правилу?

— Вы хотите сказать что-то нескромное?

— Весьма нескромное. Ужасающе нескромное. Я хочу сказать, что лучше вам держать этих маленьких барышень подальше от глаз Клавьера.

— Почему?

— Потому что он захочет причинить вам массу неприятностей, если узнает, что это его дочери. А не узнать этого он не сможет, если увидит их.

Слова Талейрана зародили во мне тревогу. Меньше всего на свете я хотела бы иметь какие-то дела с Клавьером. Я была бы весьма довольна, если бы не встретила его больше никогда. Возможно, я действительно совершала ошибку, вывозя детей в людные места. Клавьер может использовать все, чтобы досадить мне. Даже моих дочерей. А я не хотела ни малейших неприятностей.