Глаза Чанса потемнели.
— Извини… Приляг ко мне, Клео. Позволь лишь обнять тебя, почувствовать тепло твоего тела.
Ее раздирала страшная внутренняя борьба.
— Так не может дальше продолжаться, Чанс. Разве ты не понимаешь, что я вынуждена испытывать по твоей милости? Я решила остаться на ранчо до твоего выздоровления, чтобы помочь тебе управиться с делами, но у меня ничего не выйдет, если всякий раз, стоит мне только к тебе приблизиться, ты будешь пытаться затащить меня к себе в постель.
— Весьма сожалею, но я не смогу сдерживать себя, хотя, видит Бог, стараюсь изо всех сил. Клео, я подумал о нашей…
По непонятной ему самому причине выговорить слово «свадьба» так и не удалось. Клео сводила его с ума, но держала все время на расстоянии, то и дело придумывая новые отговорки. Она по-прежнему не доверяла ему, если вообще умела кому-то доверять, — а поэтому вполне могла просто рассмеяться в ответ на его слова. Заставить себя сделать предложение, да еще первый раз в жизни, женщине, которая, скорее всего, посмеется над ним, Чанс так и не смог, тем более что этой женщиной была Клео!
— Подумал о чем, Чанс?
Он раздраженно представил себе ожидавшую его впереди одинокую бессонную ночь, или по меньшей мере ночь, заполненную эротическими видениями, которым едва ли когда-нибудь будет суждено стать реальностью.
— Ничего существенного. Вероятно, тебе уже пора идти. Я устал.
— Да, конечно.
Клео застегнула пуговицы на блузке. И в следующее мгновение неожиданно для самой себя легла к Чансу и поцеловала его в губы.
Его руки тут же сомкнулись вокруг нее, прижали к груди. Жадно, неистово он поймал губами ее рот. Руки его заскользили вдоль спины и ниже, путаясь в складках юбки. Но едва Чанс прикоснулся к ее обнаженной коже, как Клео, еще не отдышавшись как следует после долгого поцелуя, резко его оттолкнула и вскочила с кровати.
— Прости. Мне не следовало этого делать. Спокойной ночи.
Она была уже в дверях, когда за ее спиной раздался все еще полный желания голос Чанса:
— Я и не предполагал, что ты умеешь так дразнить мужчин.
— А я и не умею, — повернулась она. — Или, вернее, не умела раньше. Я начинаю уже сомневаться, знала ли я себя вообще до встречи с тобой. Весь прошлый опыт потерял всякий смысл. Я хочу близости с тобой и одновременно пытаюсь придумать, как бы сделать так, чтобы больше никогда не встречаться с тобой. Скажи, Чанс, что все это значит? Неужели я влюбилась в тебя? Эта мысль не вызывает у меня радости.
— Почему?
— Да потому, что мы с тобой разные люди. И отличаемся друг от друга, как день и ночь. Наши отношения пугают меня, потому что такое бывает только между людьми, которые любят друг друга по-настоящему. Спокойной ночи, Чанс.
После того как шаги Клео стихли и дом погрузился в тишину, Чанс долго еще лежал неподвижно и размышлял о любви, свадьбе, Клео. Никогда ему не доводилось испытывать столь сильное желание близости, но стояло ли за этим желанием нечто более глубокое? Соответствуют ли его чувства тому, на чем основывается семейная жизнь? Как может Клео одновременно любить и отвергать его? Любовь не доставляет ей радости. Он — не для нее. Что же ей нужно? Чтобы рядом с ней был человек, не испытывающий к ней никакого сексуального влечения?
Вспомнив ее слова о насилии, о том, что он якобы принуждает ее к близости, он почувствовал вдруг угрызения совести. Возможно, он вел себя слишком настойчиво, добиваясь ее расположения? Это было для него серьезным обвинением, тем более что до сих пор ни одна женщина не говорила ему ничего подобного.
Однако ни одна женщина прежде и не вызывала в нем подобного желания. Да, он искал любой удобный момент, чтобы прикоснуться к ней, поцеловать ее, оказаться с ней наедине, но разве желание близости с женщиной можно считать преступлением? Особенно если все свидетельствует о том, что она тоже хочет этого?
На следующий вечер Клео вошла в спальню Чанса, стараясь не смотреть в его сторону.
— Как ты себя чувствуешь?
— Посмотри на меня, черт бы тебя побрал! — воскликнул он.
День тянулся так мучительно долго и ему настолько уже надоела эта комната, что он готов был спуститься самостоятельно по лестнице, независимо от того, позволит ли ему это сделать доктор Фельдман или нет.
— Ты, кажется, становишься занудой. — Она взглянула на него с вызовом.
— Я чувствую себя опустошенным, Клео. Подойди сюда, давай поговорим.
— Только о делах.
— У меня нет желания говорить о ранчо. Поговорим о нас с тобой.
Она задохнулась от внезапно охватившего ее возмущения.
— Мы собираемся повторить вчерашнее? Чанс, я не хочу говорить на эту тему.
— Я хочу узнать о Джейке. Об отце Рози. Что случилось восемь лет назад, Клео?
— Девять.
— Восемь, девять — какая разница? Скажи, что он с тобой сделал?
— Мне бы не хотелось об этом вспоминать.
— Конечно. Ты предпочитаешь делать скупые намеки, доводя человека до исступления. Клео, я думаю, что имею право все знать.
— Потому, что ты подписываешь мои чеки? — На лице Клео появилось выражение надменности.
— Можно обойтись и без саркастических выпадов.
— Что позволяет тебе считать, будто ты имеешь право вмешиваться в мою жизнь? То, что я переспала с тобой?
