Хозяйка лабиринта - [85]

Она с сожалением отметила, что севрский фарфор исчез. Она так надеялась воссоединить свою чашечку с блюдцем, но, по-видимому, их судьба – коротать свой век поодиночке.

– Я все продаю, – сказала Минни Скейф. – Дом со всем содержимым. С аукциона. Я теперь живу за границей, в Южной Родезии. Решила начать заново после войны. Мой жених умер в Чанги, а Иво, конечно, погиб. Мой брат, – добавила она, увидев непонимающий взгляд Джульетты. – Он был командиром экипажа «Ланкастера». Убит в бою над Берлином. Весь экипаж погиб. Но вы ведь об этом и так знаете.

– Конечно.

– Мама после этого уже не оправилась.

Ирония судьбы, подумала Джульетта. Сын миссис Скейф погиб, сражаясь против тех самых людей, сторонницей которых она была. Джульетта вспомнила, как миссис Амброз говорила про его «довольно левые взгляды».

– Послушайте, вы бы не могли мне помочь с этим Констеблем? – спросила Минерва. – Я хочу снять его со стены, но он тяжелый, как слон.

Джульетта внутренне вздохнула. Единожды горничная – горничная до скончания века. Но в роли Солловэй она произнесла:

– Конечно, мэм.

Констебль был чудовищно грязен и весил не меньше тонны.

– Стоит целое состояние, – сказала Минерва. – Я решила купить ферму в Африке. Разводить скот.

– Скот? Замечательно придумано, – ответила Джульетта.

Что купила бы она сама, будь у нее такие деньги? Уж точно не коров. Может быть, машину. Яхту или самолет. Что-нибудь такое, на чем можно очень быстро умчаться прочь.

Когда они закончили таскать Констебля по комнате («Поставим сюда? Нет, погодите, лучше туда. Нет, постойте, лучше вот сюда, подальше от света»), дочь миссис Скейф сказала:

– Послушайте, не возьмете ли что-нибудь на память о маме? Она была бы рада. Может, вам что-нибудь особенно хочется?

Джульетта представила себе, что сказала бы Минни Скейф, если бы она, Джульетта, захотела Констебля. Но та уже предложила:

– Может быть, шарф? У нее есть хорошие, шелковые.

– Да, у нее были хорошие шарфы. Большое спасибо, вы очень добры.

Минни скрылась и через несколько минут вернулась с платком:

– Это шелк. Эрме. Недешевый, знаете ли.

На платке, как водится, сплетались крикливые краски, но на нем хотя бы не было птиц, экзотических или каких угодно. И он не был затянут вокруг чьей-нибудь шеи, вызывая смертельное удушье. («Ее задушили шарфом». Бедная забытая Беатриса.) Во всяком случае, Джульетта могла надеяться, что этим платком никого не душили. Она развернула ткань, выпустив наружу ароматы миссис Скейф – гардения, пудра «Коти» и медицинский запах, в котором Джульетта теперь опознала бальзам для растирания. Смесь ударила в нос, и Джульетту рывком вернуло в тот день, когда она спускалась из окна по виргинскому плющу. Плющ никуда не делся – вот они, голые деревянистые ветви по периметру окна гостиной. Вид за ветвями был закрыт туманом. Этот плющ переживет владелицу дома.

У Джульетты до сих пор стояло перед глазами личико бедной Беатрисы Доддс и страх, отразившийся на нем, когда миссис Скейф вернулась домой. «Фи-фай-фо-фут». Джульетта запихала платок в сумочку и после нескольких почтительных «спасибо» и «о, что вы, мэм, не стоит беспокойства» сказала:

– Мне пора идти, нужно возвращаться на работу. У меня сегодня не выходной.

– У кого же вы сейчас служите? – поинтересовалась Минерва Скейф.

Действительно, у кого же сейчас служит бедняжка Солловэй? Наверно, у какой-нибудь ворчливой вдовы на Итон-сквер.

– Я служу в доме лорда Рейса, мэм, – сказала Джульетта. (Чистая правда!)

– О… Я, кажется, не знаю такого. Но правда, я совсем растеряла связи в обществе.

Ставим галочку, подумала Джульетта, когда грандиозная дверь захлопнулась за ней с решительным щелчком. Миссис Скейф уже не будет искать сатисфакции. Платок Джульетта выкинула в первую попавшуюся урну.

Пока она была в гостях, город окутали неприятно-желтоватые сумерки. Туман стал каким-то сальным на ощупь, похожим на газ, он приглушал звуки, так что ни в чем не было уверенности. Джульетта чувствовала, как он заползает к ней в легкие, в мозг. Она ступала осторожно, зная, что где-то в этих местах еще остались неразобранные развалины после бомбежек – горы мусора и ямы на мостовой, ловушки для неосторожных прохожих. Она снова вспомнила про архитектора, отстраивающего Лондон. Хорошо бы он поторопился с этим делом.

«Та-та-та». Зловещий звук начался почти сразу, как только Джульетта вышла с Пелэм-Плейс. Что, если я провалилась в какую-нибудь ужасную радиопостановку? – подумала она. Про Джека-потрошителя. Или что-нибудь с преувеличенными страстями, как у Эдгара По. «Сердце-обличитель», например. «Та-та-та». Она подумала, что и вправду сойдет с ума, если этот звук будет преследовать ее всю дорогу до дому, и решила остановиться и принять бой. И храбро повернулась лицом к завесе тумана и отвратительному исчадию, которое должно было оттуда появиться.

«Та-та-та». Из мглы возникли два школьника. У одного в руках была деревянная линейка, и он на ходу вел ею по железной ограде. При виде Джульетты мальчишки стащили с головы кепки и пробормотали:

– Добрывечер, мисс.

– Бегите домой, мальчики, – сказала она. – В такой туман лучше сидеть дома.