Хозяйка лабиринта - [67]

– Что нам теперь делать? – спросил Лестер.

– Я думаю, молчать как рыбы.

– И беречь эту запись?

– Боже мой, нет, конечно. Наоборот. Ее надо уничтожить. А если кто-нибудь пожалуется, все отрицать. Или сказать, что мы отправили запись в архив, а там ее потеряли. Эту передачу все равно не хранят в архиве – все наше идет прямиком на утилизацию. Черт побери, почему мы не могли работать в прямом эфире? Тогда можно было бы сказать, что они все просто ослышались. А теперь остались улики.

– Надо их уничтожить.

– Да.

– Я унесу запись домой, мисс, – предложил он храбро, словно речь шла о неразорвавшейся бомбе. – Я с ней разберусь.

В голове у Джульетты всплыли слова Сирила на месте другой катастрофы: «Ну же, мисс. Мы справимся. Вы берите за голову, а я возьму за ноги». Ее внезапно замутило.

Они услышали, как по коридору лязгает тележка, развозящая чай, – словно осадный механизм, – и неловко замолчали. Джульетта подумала, что они сидят тут как заговорщики – с тем же успехом могли бы, например, обсуждать, как взорвать Би-би-си. Довершить работу Гитлера.

– Нет, – вздохнула она. – Это моя ответственность. Я все сделаю. Наверно, уйду домой пораньше – у меня, кажется, голова сейчас разболится. Не переживайте, и не такое случается. Все будет хорошо.

Она вышла из редакции, держа проклятую пластинку на весу, словно несла ее в Дом вещания. Как только она начала переходить дорогу, на другой стороне показался именно тот человек, которого она сейчас меньше всего хотела видеть. Чарльз Лофтхаус.

– Джульетта! – любезно воскликнул он, когда они встретились посреди проезжей части. – Идете в Дом вещания? Надеюсь, ничего плохого не случилось?

– Почему у меня должно было случиться что-то плохое? – Она сильнее прижала пластинку к груди, словно защищая ее; мимо просвистел автомобиль – слишком близко. Сейчас кого-нибудь из нас переедут, подумала Джульетта. (Лучше пусть это будет Чарльз.) – Простите, Чарльз, мне нужно бежать. Увидимся завтра.

– Без сомнения.

Летящее мимо такси громко загудело и вильнуло, объезжая Чарльза, медленно хромающего к тротуару. Водитель выкрикнул ругательство, и Чарльз презрительно махнул ему рукой. Джульетта заметила, что сегодня хромота Чарльза доставляет ему особое неудобство. В войну Джульетта недолго встречалась с одним летчиком, потом он совершил аварийную посадку, возвращаясь с боевого вылета, и лишился ноги. Он делал вид, что его это не задевает, постоянно шутил, лежа на больничной койке, – «одна нога здесь, другая там», «одной ногой в могиле». Но увечье его доконало. Он отравился газом на кухне у своей матери через неделю после выписки из госпиталя. Джульетта дико разозлилась на него. Подумаешь, это всего лишь нога, доказывала она его призраку. Я бы его не бросила, думала она. В конце концов, у него еще вторая нога оставалась. Но может быть, это ей сейчас легко говорить. Если честно, они были едва знакомы, а Джульетта в своей жизни рано или поздно неминуемо бросала всех. Кроме матери. Иногда Джульетте казалось, что в ней есть какой-то непоправимый изъян. Трещина в золотой чаше – невидимая глазу, но единожды узнав о ней, уже не забудешь.

Джульетта села в такси, которое, кажется, вечно торчало на Райдин-Хаус-стрит, хотя там не было официальной стоянки такси. К счастью, за рулем оказался не сегодняшний утренний водитель, а другой человек. Ей ведь только показалось, что такси, едва не сбившее Чарльза, вел именно утренний знакомец? Она его уже всюду видит. Вот так и сходят с ума. Она вспомнила, как во время войны смотрела «Газовый свет».

С другой стороны, она была совершенно уверена, что Чарльз слышал словесные эскапады Роджера Фэрбразера и все же пустил программу в эфир. Виноватым ведь окажется не Чарльз, а она, Джульетта. Хитроумный мерзавец, козел вонючий. Джульетта научилась ругаться, когда жила на севере – там слова типа «сволочь» и «козел» были частью повседневной речи. Джульетте доводилось вести полевые репортажи, разговаривать с шахтерами и матросами рыболовных траулеров. Известный глагол ее тоже не пугал. Она посочувствовала бедняге Роджеру Фэрбразеру. «Ах, долбись оно, долбись оно все».

Джульетта передумала насчет такси, вылезла, к негодованию водителя, на Грейт-Тичфилд-стрит и поймала другое такси на Нью-Кавендиш-стрит. Прежде чем сесть в эту машину, она быстро огляделась. У нее было неприятное чувство, что за ней следят. А как еще странный человечек из кафе «Моретти» узнал, куда доставить записку? «Ты заплатишь за то, что сделала». Так ли уж непременно? – подумала Джульетта. Война списала кучу неоплаченных долгов, так почему же именно Джульетте кто-то предъявляет счет? А может, кто-то просто играет с ней, желая свести с ума. Газлайтинг. Но тогда остается вопрос: кто? И почему?

Еще только четыре часа, подумала она, когда такси тронулось с места. Еще много времени до конца дня – Прендергастов каталог злоключений успеет пополниться.

Джульетта заварила чаю и запила две таблетки аспирина – теперь у нее в самом деле болела голова. Вчерашняя еда по-прежнему лежала на столике у окна и выглядела теперь уныло. Джульетта взяла яйца и сыр и пустила их на омлет. Потом съела омлет. Иногда приходится жить маленькими шажками. Странный человечек, что пялился на нее вчера у Моретти, ел омлет, запихивал вилкой в рот большие куски, словно сроду не обучался хорошим манерам. Или в прошлом голодал.