Хозяйка дома - [31]

Малышка мирно спала в кроватке. Беатрис сидела в кресле. Туфли валялись на полу, ноги в чулках она поджала под себя. На ней была те же зеленая юбка и белая шелковая блузка, что и с утра, но шпильки из волос она вынула, и они темными волнами падали на плечи. Молодая женщина расстегнула две верхние пуговицы блузки и закатала рукава. В одной руке она держала огрызок яблока, а в другой книгу. При виде своего работодателя она вскочила и попыталась одновременно исправить все недочеты внешнего облика.

— Не надо, — тихо попросил Гийом. — Пожалуйста, не надо. Если ты попытаешься застегнуть хоть одну пуговицу или собрать волосы в пучок, я встану на колени и буду умолять тебя не делать этого. Очень унизительно для потомка древнего рода, ты не находишь?

— Гийом, — произнесла Беатрис растерянно, — я, наверное, потеряла счет времени и мне давно пора быть внизу. Подожди минутку…

Можно подумать, что эта женщина прислушается к его словам, если ее ждут некие обязанности. Беатрис настолько же упряма, насколько очаровательна.

При слове «упряма» Гийом мысленно улыбнулся. Хоть что-то от той женщины, которую он стремится отыскать.

Он опустился на одно колено возле кресла.

— О, донна, прошу вас… В общем, я предупреждал…

— Гийом, что ты делаешь?

Теперь он привлек ее внимание. Наконец-то! Глаза ее расширились, и в них отразилось бескрайнее изумление. Ему очень хотелось подняться и обнять ее.

— Прошу тебя отдохнуть несколько часов. Более того, как твой работодатель, я этого требую. Несколько минут отдыха в день явно недостаточно.

— Но я в порядке. Все прекрасно. Беатрис села прямо, вытащила из-под себя ноги. Книга, которую она читала, со стуком упала на пол. Оба потянулись за ней, и их пальцы встретились.

Невероятный жар охватил его, лишая воли.

— Я скучал по вам, донна, — сказал он. — Господь свидетель, я по вам скучал.

Она прикусила губу, И он едва слышно застонал.

— Но я здесь, Гийом, — прошептала Беатрис. — И всегда была здесь.

— Недостаточно, слишком далеко. Он взял ее за руки и притянул к себе, сжал в объятиях и поцеловал со всей страстью, на которую был способен.

Гийом словно поднес спичку к бочке с порохом. Беатрис моментально обвила его шею руками, возвращая поцелуй. Прижалась к нему сильнее и прошептала, когда он на секунду отпустил ее:

— Я не хотела этого.

— Знаю, — ответил Гийом и поцеловал ее еще раз. Затем провел губами по шее, нежному подбородку и ниже, к ложбинке между грудями. — Прости. Мне не следовало тебя касаться. Сейчас перестану.

— Нет, не сейчас. Через пару минут, — ответила она, снова прижимаясь к нему, расстегивая, а точнее, разрывая ворот его рубашки — пуговицы с сухим треском полетели на пол — и касаясь губами шеи.

Потом он снова нашел ее губы. Гийом понял, что никогда не забудет их неповторимого вкуса. Другой такой нет на свете. Это Беатрис. И он еще немного насладится ею, а потом отпустит, поскольку не имеет на нее никаких прав.

Но вслед за этим случилось одновременно две беды: Марго сладко зевнула и заворочалась в кроватке, дверь в комнату распахнулась и на пороге возникла Бланш, у которой едва глаза на лоб не полезли.

Гийом прижал к себе Беатрис и выразительно посмотрел на сестру. Та немедленно поняла намек и поспешила скрыться, но, увы, его помощница успела ее заметить.

Молодая женщина немедленно высвободилась и вскочила на ноги. Гийом тоже поднялся и с тоской смотрел, как она застегивает пуговицы дрожащими руками, испуганно поглядывая на дверь. Бланш ушла, но непоправимое случилось.

— Что она теперь подумает? — в ужасе прошептала Беатрис, опуская рукава и застегивая манжеты, разглаживая складки на юбке. — Я целовалась в комнате моей племянницы с работодателем! Боже мой!

У Гийома возникло искушение снова обнять ее, но для чего? Поцеловать? Или утешить, сказав, что все в порядке? Но это ведь не так. Напротив, все просто ужасно. История повторяется, причем наихудшим образом.

— Это я виноват, только я.

— Нет. — Беатрис возобновила попытки привести одежду в порядок.

— Да. — Гийом прекратил тщетную борьбу с желанием коснуться ее и нежно взял за руки. — Я пришел сюда в поисках тебя — понимал я это или нет, не знаю, — чтобы сделать то, что сделал. Мне хотелось поцеловать тебя, вот я и поцеловал. Ты, если помнишь, читала книгу, только и всего, — добавил он, поднимая томик с пола и протягивая ей.

— Я порвала ворот твоей рубашки и оторвала пуговицы.

Он улыбнулся, хотя радоваться, собственно говоря, было нечему. Он явился сюда и взял, что хотел, а взамен не мог предложить ничего. Он поставил Беатрис в весьма неловкое положение, что особенно ужасно. Причем он осознавал, что творит, и часть его жалела, что сестра пришла слишком рано. Думать так было совершенно непростительно. Неужели вес возвращается на круги своя? Люди становятся тем, чем обещали себе не становиться никогда-никогда.

А теперь Беатрис стоит перед ним и считает себя во всем виноватой. Нет, так дело не пойдет. Он прекрасно понимал, что им движет, но не прислушался к голосу собственном совести. И теперь должен исправить положение.

— Все равно эта рубашка мне не нравилась.

Беатрис нахмурилась и слегка стукнула его кулачком в грудь.