«Хозяева» против «наемников» - [4]

. (Не говоря уже об особой, формально не обозначенной роли самого Бирона и братьев Левенвольде). Во — вторых, совершенно неправильно полагать, что этноконфликт развивается исключительно на почве «национальной неприязни» как таковой, что ему якобы противопоказана «борьба личных самолюбий или каких угодно интересов», — они сопутствуют любому типу конфликтов и во многом их стимулируют. В-третьих, именно в период «бироновщины» немцы впервые стали играть при самодержавии ту роль, которая столь нравилась российским монархам, но была столь ненавистна русскому дворянству — роль «императорских мамелюков»[32]. В-четвертых, более высокий уровень привилегий тех же остзейцев по отношению к статусу русских дворян все же бросается в глаза. Ю. Самарин остроумно сравнил два государственных документа о вербовке на службу русских и остзейцев в 1734 г. В первом случае это выглядит так: «подтвердить новыми крепчайшими указами, чтоб все к службе годные недоросли и молодые дворяне сысканы и при армии, артиллерии и флоте определены были». Во втором — несколько иначе: «публиковать пристойными указами, чтоб в Лифляндии и Эстляндии из дворянства и купечества охочих в службу военную принимать»[33]. Почувствуйте разницу! Наконец, в-пятых, некоторые новейшие работы по данной эпохе скорее подтверждают факт существования «немецкой» и «русской» «партий».

Скажем, Н. Н. Петрухинцев, опираясь на обширный архивный материал, интересно реконструирует их борьбу в начале 1730‑х гг. По его мнению, с середины июня по декабрь 1730 г. «разыгрался основной раунд борьбы между русской знатью и новым окружением императрицы», последнее он именует «немецкой группировкой»[34]. Центром консолидации «антинемецкой группировки» сделался Сенат, в свою очередь, немцы тоже консолидировались и сумели расколоть противников, например, А. М. Черкасскому была навязана помолвка его дочери с Р. Левенвольде, который эту помолвку разорвал, как только победа немцев стала очевидной. А после смерти фельдмаршала М. М. Голицына (декабрь 1730 г.) «организованное сопротивление русской знати было в основном сломлено. Ее группировка превратилась аморфное скопление недовольных, неспособных к организованным действиям, продолжавшее сдачу позиций»[35]. Затем в 1731 г. последовали арест и суд над фельдмаршалом В. В. Долгоруким, сказавшим что — то нелестное в адрес императрицы, о чем последней доложили два немца — князь Гессен — Гомбургский и майор Альбрест. В 1732 г. под контроль «немецкой группировки» попали Военная (возглавил Миних) и Адмиралтейская (возглавил протеже Остермана и Бирона — Н. Ф. Головин) коллегии. Это знаменовало «полную победу» «немцев»[36]. И лишь только после нее между победителями начались внутренние распри, катализатором которых стал Миних, претендовавший на первую роль и настроивший против себя Остермана и К. Г. Левенвольде, а позднее столкнувшийся с Бироном. «Как господство немцев было приготовлено усобицею между способными русскими людьми, оставленными Петром Великим, так теперь падение немецкого господства приготовляется раздором, усобицею между немцами, которые губят друг друга»[37]. Не правда ли, история почти трехсотлетней давности очень напоминает события нашего недавнего прошлого — господство «семибанкрищины» в «лихие 90‑е» и «иудейские войны» внутри нее?

Свидетельств о том, что русские воспринимали «бироновщину» именно как господство «немецкой группировки» предостаточно в донесениях иностранных дипломатов, следственных показаниях, мемуарах и дневниках современников. К. Г. Манштейн, например, в своих записках отмечал, что «до некоторой степени можно извинить эту сильную ненависть русских дворян к иноземцам», ибо «в царствование Анны все главнейшие должности были отданы иноземцам, которые распоряжались всем по своему усмотрению, и весьма многие из них слишком тяжко давали почувствовать русским власть, бывшую в их руках»[38]. Антинемецкие настроения проникали и «в народ», в собрании народных песен П. В. Киреевского есть песня о молодом сержанте, который «в раздумьи горько плакал» о том: «Что нами теперь властвует / И не русский князь отдает приказ, / А командует, потешается / Злой тиран Бирон из Немечины»[39]. В свою очередь и властвующие немцы не слишком прятали свою русофобию, леди Рондо, жена английского посла в России, писала о Бироне: «Он презирает русских и столь ясно выказывает свое презрение во всех случаях перед самыми знатными из них, что, я думаю, однажды это приведет к его падению»[40]. Да, на властной вершине были и русские, но там удерживались только те из них, кто умел подлаживаться к немцам и не пытался проявлять самостоятельности. Опалы А. И. Румянцева, А. В. Макарова[41], В. Н. Татищева[42], гибель А. П. Волынского это ясно доказывают. В размышлениях и планах последнего (каковы бы ни были его личные мотивы столкновения с Бироном) «немецкая» тема ощутимо присутствует. Он полагал, что «от иноземцев государство всегда находится в худом состоянии, от чего вред государству и государю быть может» и, следовательно, министры должны быть «свои природные»