Хождение за три моря - [6]

, он направился на клюквенную пустошь, чтобы очистить желудок ягодой перед тем, как залечь на спячку. И вот, пробираясь в кустах, он увидел возле избушки отшельника раненого медведя-двухлетку и склонившегося над ним старика. Двухлеток вёл себя смирно, изредка поднимал голову и лизал своему врачевателю руки, тот обрабатывал его раны и что-то ласково говорил. Бурый долго наблюдал за ними из кустов. Раненый медведь был чужаком, но у Бурого не возникло желания напасть на них. Слишком необычен показался старик в белой длинной рубахе, покрытый седыми ковыльными волосами, босой, с тёмными руками и глубоко запавшими сверкающими глазами. Огромные босые ступни отшельника своей чернотой не отличались от чёрной земли, на которую опирались, они словно вросли в неё. Старик поглядывал на кусты, за которыми схоронился Бурый, и от его льдинистого взгляда владыка леса чувствовал себя слабым и беспомощным, им овладел страх, и он поспешил убраться.

Раненый гигант, прихрамывая, шёл по лесу. Уже рассвело, туман опустился на землю, увлажнив пожухлые травы. Цвикали синицы. На сосне смежила мерцающие глаза сова, под веткой виднелась шерсть и мелкие косточки — остатки её ночных трапез. Здесь, на сухом взгорке, хвоя лежала толстым пластом. Бурый улёгся под сосной, по-стариковски покряхтывая. Во сне он постанывал и скулил.

Проснулся Бурый от ноющей боли в плече и в спине. Обе раны воспалились, вздулись. Медведь с трудом мог наступить на лапу. Спина потеряла подвижность. Бурый опять попытался достать древко стрелы, но огненная боль не дала этого сделать. Он охнул и лёг на прежнее место.

Он оставался под сосной два дня. На третий с трудом поднялся и поплёлся к избушке отшельника.

Волхвы не могут жить среди людей, хотя рождаются от простых смертных, волховство — редкий и мучительный дар, это тяжкий крест, требующий отрешённости от земных забот, величайшей сосредоточенности и неустанного служения матери-земле. Все знания волхва — от земли, он умеет вызывать её духов и властвует над ними. Но сначала он должен их покорить, ибо слабых волхвов навь[13] убивает.

Когда-то всё было едино — земля, небо, лес, люди, зверьё. И всё было Богом. Чтобы срубить дерево, надо было ему помолиться и спросить разрешение у леса, и он охотно разрешал, ибо за смертью одного следовало рождение других: лес любил обновляться. То же и с живностью. Звери плодились, и пропитание волков не приносило ущерба зайцам, лосям, оленям. Живность была бездумна, но именно бездумие позволяло соблюдать закон земли: бери ровно столько, чтобы употребить с пользой. За излишества духи земли наказывали строго. Да и солнце палило и молнии поражали преступивших закон. Потому поклонялись и солнцу, оно тоже было — закон. Случалось, мать-земля гневалась на ослушников, и тогда происходили землетрясения, мор, пыльные тучи закрывали небо. Но отчаяние, чад родных трогало её, а за жалостью шла любовь, а за любовью новая гармония.

Когда всё изменилось? После того, как мать-земля из сострадания дала людям разум, ибо они были самые слабые из чад её. Обретши разум, люди возомнили себя могущественными, стали изобретать оружие и чуждые остальным правила, среди которых возвысилось одно — право сильного. Оно обрекало на вседозволенность. Гармония оказалась нарушена.

Тогда-то среди людей и появились волхвы.

Они рождаются в годину несчастий и особенно остро осознают, что мать-землю надо беречь и жалеть.

Он слышал, как растёт трава, как стонет, изнывая от жажды, дерево, заклинаниями мог вызвать тучу, лечил птиц, зверей, мог отвести людям глаза, напустить на них морок. Но деревень вокруг его леса становилось всё больше, ибо страсть к размножению у людей неистребима, а они умели защищаться, умели брать, ничего не отдавая взамен, заботились лишь о себе.

Волхв был гневен на людей. Он творил то, что подсказывала ему Высшая Воля. Надо вылечить — вылечит, надо убить — убьёт. Он ни суров ни добр, ибо он — ведун.

Сейчас старик чувствовал своё бессилие.

Обычно тучи плывут в то место, куда зовёт их мать-земля. Но люди жгли лес, осушали болота, распахивали пашни там, где должно плодиться зверьё. И с ними не было сладу. А тучам ли метаться но небу?

Стали редки русалки и водяные — хранители вод. Попрятались кикиморы болотные. Леший раньше умел нагонять страх, кружил путников по чащобам, хохотал, свистел по-разбойничьи, ухал. Но духов земли перестали бояться и давно уже не приносят им жертвы, и духи зачахли. Люди ныне поклоняются чуждому Богу.

Вчера над лесом пролетела всего лишь одна ведьма.

Колдуны исчезают. За ними охотятся, их преследуют всем миром, жгут на кострах. Они якобы знаются с нечистым, наводят на добрых мирян порчу. Но разве навь нечиста?

Церковь волховства не признает. Волхву чужда церковь. Для него нет ни креста, ни Христа. Иисус обратился с поучениями к людям, чего делать не следовало, его сила ушла в проповеди, зёрна же в душе нельзя отделить от плевел. Живя заёмной истиной, простой смертный утрачивает всетворящую истину, пытается согреться негреющим светом. Язычество ныне презирают. А ведь в нём больше пользы, чем в любой другой вере, если уж мы питаемся плодами земными, то земле и должны молиться. Если солнце нас согревает, то оно — наилучший бог среди богов.