Хождение за три моря - [155]

— Знает ли об этом Узун Хасан? — спросил Хоробрит.

Бывший пехлеван лишь гулко вздохнул, и ответ его почти совпал с тем, что сказал однажды Махмуд Гаван.

— Видишь ли, русич, воля Узуна Хасана ничего изменить не может. Если бы он не нападал, то вынужден был бы защищаться. А это намного, хуже, ибо тогда нападали бы турки. Поэтому для Узуна Хасана сейчас нет разницы, насколько армия Мохмеда превосходит его войско. Ну, а об остальном умный человек догадается и сам! — Грузный богатырь по-мальчишески лукаво подмигнул Хоробриту.

Догадаться было нетрудно. На десятый день пребывания Хоробрита в ставке Узун Хасан направил двадцатитысячную конницу одного из своих полководцев, Омара на Эрзиндан, с тем чтобы после Омар повернул на Трапезунд и отвлёк армию турок от главных сил Узуна Хасана, которые вскоре должны были выступить и через Сивас устремиться на город Токат — в самое сердце Малой Азии. Афанасий в должной мере оценил блестящий замысел властителя персов, но был убеждён, что хода войны отчаянный манёвр изменить уже не сможет.

Больше в ставке ему делать было нечего, и он покинул её с конницей Омара. Ехал задумчивым, хотя душа и рвалась вперёд; но самого себя не обгонишь.

Итак, пять лет провёл он на беспокойном, многолюдном, жарком юге, и результат его долгих странствий превзошёл все ожидания. Государь и князь Семён получат сведения, ценность которых поистине огромна. Ни одно посольство не в силах выполнить того, что сделал он, одинокий проведчик.

Что дальше? Нельзя не задать себе этого вопроса. Он привык к одиночеству, привык к безымянности, привык к скитаниям. И в то же время усталость копилась в душе и хотелось покоя, оглушающей тишины, вечернего заката над лугом.

Видимо, его приметы были уже известны и в Трабзоне. Стражи окружили его, когда он въезжал в городские ворота. Вначале Хоробрит решил, что схвачен по приметам, которые разослал султан Касим. Но оказалось не то. Коренастый бритоголовый су-башь немедленно повёл его на гору, в Верхнюю крепость, где находился паша. В крепости его тщательно обыскали, отобрали оружие, деньги, мешочек с землёй, тетради, вынули даже стельки из сапог. Потом привели к пожилому паше, и тот спросил, где грамота.

— У меня никакой грамоты нет, — удивился Хоробрит.

— Ты был в ставке нашего врага Узуна Хасана?

— Был, господин.

— Что там делал? Только не говори, что забрёл туда случайно.

— Я приехал вместе с гонцом. Так безопаснее. А в ставке дождался, когда конница Омара пойдёт на Трапезунд. Я один, и меня каждый может обидеть.

— Говоришь, ехал с конницей Омар-бея? Зачем она шла на Трапезунд? — насторожился паша.

Обманывать не имело смысла, ибо в пути они были долго, и в это время Узун Хасан наверняка уже подходил к Сивасу. Хоробрит объяснил, почему Омар оказался возле Трапезунда, а затем начал медленный отход к востоку. Наместник султана так и подскочил в кресле.

— Скорых гонцов ко мне! — взревел было он, но спохватился, спросил, чем русич может подтвердить свои слова.

Поистине, судьба оказалась благосклонной к Афанасию. Именно в это время в комнату вбежал су-башь и подобострастно прошептал паше, что привезли пленного перса. Паша приказал ввести пленного и, зловеще улыбаясь, обратился к Афанасию:

— Сейчас мы проверим, насколько ты оказался правдивым!

Пленника уже успели раздеть и избить, посеревшее от страха лицо его было окровавлено, один глаз заплыл, на обнажённом до пояса смуглом теле запеклись несколько ножевых порезов.

— Я всё скажу, клянусь Кораном, только не убивайте меня, я такой же мусульманин, как и вы... — заторопился пленный, с трудом выталкивая через разбитые губы слова. — Я десятник из конницы Омар-бея. Звать Коллоксай. У Омар-бея двадцать тысяч конницы, обоза нет. Сначала мы шли на Эрзинджан, потом повернули на Трапезунд, но почему-то отступили. Причины я не знаю. Я всё скажу, что вы хотите знать... я мусульманин...

— Куда вы отступили?

— Пошли на восток, к Армении.

Словом, пленник Коллоксай подтвердил всё сказанное Афанасием. Паша спросил, видел ли он в войске Омар-бея вот этого человека, и показал на Афанасия. Пленник взглянул на проведчика, и глаза его расширились от удивления.

— Видел, господин! Он ехал вместе с нами. Но он не воин, он — чужеземец. Говорили, что он возвращается из Индии на Русь!

Когда перса увели, наместник султана значительно подобрел.

— Что ты делал в Индии?

— Я купец, господин, хотел узнать, чем торгуют в тамошних землях, какие цены на товары, что пользуется спросом из наших товаров, какую прибыль можно получить. Купцу много следует знать, господин, чтобы не оказаться в убытке.

— Что за землю ты вёз в мешочке?

— Это земля моей родины, господин. Чтобы не чувствовать себя одиноким.

Стареющий паша удивлённо поцокал языком.

— Вы, русичи, странные люди. Неужели можно тосковать по северу, где зимой столь холодно, что нельзя выйти на улицу и нужно постоянно топить жилье, которое вы называете ис-ба.

— Каждому своя родина мила, господин.

Вновь явился су-башь, пыхтя от усердия, нёс тетради Афанасия. Доложил, что в тетрадях переводчик не нашёл ничего, кроме записей о товарах, расстояниях между городами в Персии и в Индии, описания обычаев народов и другого, что указывает на то, что русич торговый человек. Никаких других писем или грамот не оказалось. Наместник султана благосклонно кивнул.