Хождение в Похъёлу - [8]
Алмори и Атхо, придвинувшись друг к другу, всматривались в туман, ожидая нападения. Толстое древко копья подрагивало в стиснутых до боли пальцах Алмори. Оба шептали про себя слова охранительных молитв, уверенные, впрочем, в том, что исход предстоящего поединка предрешён: разве может человек одолеть противника, наделённого силой Тайко[12]?
Мгновения тянулись, время словно остановилось, казалось, что они уже погружаются в вечность, вместе с окутавшим их туманом уносясь в чертоги небытия.
Между тем туман становился всё гуще и гуще: теперь уже трудно было разглядеть вытянутую руку. Самое время для стремительного нападения, тем более, свет костра, отгоняющего нечисть, померк.
Но время шло, а ожидаемой атаки так и не последовало. Лицо Атхо, до того искривлённое почти до неузнаваемости гримасой всепоглощающего страха, начало приобретать естественное выражение, только желваки на худых щеках ещё продолжали ходить вверх-вниз, выдавая внутренние переживания охотника. Алмори внешне казался непоколебимым: глаза его светились готовностью к схватке, которая должна была стать последней в его жизни, а на побледневшем лице читалась отчаянная решимость.
Снова набежал ветер. Его сильный порыв разорвал гущу туманного покрывала и разметал её по затаившейся чаще. По-прежнему весело металось пламя, всё так же безучастно взирал со своего места хёнки. Лес, как и прежде, был тёмен и молчалив. И странного существа — не то медведя, не то человека — нигде видно не было. И в наполненном свежим шумом раскачивающихся ветвей воздухе уже не чувствовалось присутствия Тайко.
— Похоже, не юхти кружили ночью вокруг куваса.
Братья стояли возле дерева с ликом хёнки и в утреннем, ещё тусклом свете разгорающейся зори разглядывали примятый мох у себя под ногами.
— Вот тут когти процарапали землю, — рассуждал Атхо, задумчиво накручивая пряди своей бороды на палец. — ОНО было большое и тяжёлое. Смотри — вмятины, где оно стояло, глубокие. А вот тут оно встало на четыре ноги и пошло в лес. И следы-то у него…
— Медвежьи, — кивнул Алмори.
Атхо распрямил спину и задумчиво посмотрел на брата.
— Звери, как и люди, ночами не ходят, — заметил Алмори. — Те, в ком заключена Тайко, могут менять свой облик как того пожелают. Так старики говорят.
Атхо закивал бородой, сам начав припоминать древние легенды, слышанные им в далёком детстве и навсегда оставившие след в его памяти. Да, действительно, часть древней Силы воплотилась в юхти, водяных и прочей нечисти. Даже люди, и те носят в себе толику Тайко. И звери, и птицы, и рыбы. Даже деревья и травы. Тайко присутствует во всём, что живо. Она вездесуща. Она ни злая, ни добрая. Всё зависит от того, кто ею обладает.
— Я думаю, — после долгого молчания вновь заговорил Атхо, — что это были не юхти. Они ходят скопом, а этот вроде был один. Думаю, это всё ж таки кто-то другой.
— Тогда кто? Медведь не мог, юхти — тоже. Кто ж тогда?
Атхо повернулся спиной к лесу и, продолжая теребить бороду, зашагал к потухшему, испускающему тонкую струйку дыма, костру. Алмори проводил его взглядом, пожал плечами и неспешно пошел вслед. Он давно привык к тому, что Атхо подчас бывает странен: обрывает разговор на полуслове и замолкает по своему разумению. И тогда до него не докричишься — отмахнётся только.
Атхо забрался в шалаш, отцепил подвешенных к шесту жареных окуней и вылез наружу. Одного сунул брату. Опустившись на одно из брёвен, начал есть, из-под нахмуренных бровей разглядывая свою вчерашнюю работу. Теперь, утром вытесанный с вечера куванпыл уже не казался таким уж безупречным. Почему-то в глаза бросались одни недостатки творения: там недотесал, там не поправил, а там и вовсе перестарался. Наверное, это от того, что ночь выдалась трудная. Ведь после того, как неведомое существо ушло (или рассеялось в воздухе), они больше не сомкнули глаз, ожидая его возвращения. К счастью, ждали напрасно — оно так и не появилось во второй раз. От того и видится всё каким-то мрачным — сказываются страх и усталость. Но переделывать всё равно не станешь, некогда — надо остальные куванпылы делать. Этот пускай таким остаётся.
Ещё ночью они решили, кто и чем займётся с наступлением утра. Поэтому, завершив скудную трапезу, Алмори захватил лук и стрелы и отправился на охоту, оставив брата вытёсывать новых идолов. Конечно, брёвен нужно бы принести ещё, да таскать их в одиночку не очень сподручно. Потому братья решили, что будет полезнее, если Атхо в отсутствие брата займётся куванпылами.
Когда мелькавшая сквозь деревья спина младшего брата окончательно скрылась от глаз, Атхо взялся за инструменты. Поначалу невесёлые навязчивые думы, возвращавшие его к событиям минувшей ночи, не давали ему сосредоточиться. Начал он несмело и через силу. Взявшись за долото и колотушку и смахнув пару стружек, он откладывал их, хватал топор, потом отбрасывал и его, снова тянулся за продолговатым кремнёвым теслом. Погрузившись в задумчивость, безо всякого смысла наглаживал пятернёй белёсый ствол, колупал ногтем какую-то зазубринку. Иной раз вставал, ходил вокруг брёвен, меряя шагами их длину. Садился, вставал, опять садился и начинал скоблить и врубаться в початый ствол. Но никак не мог вызвать перед внутренним взором образ первопредка. Его начали даже одолевать сомнения в том, что сегодня у него вообще что-нибудь получится — возможно, предки просто не хотят выходить в этот день из своего обиталища. Но постепенно лишние мысли отходили, прятались куда-то вглубь, становясь не такими скребущими, как сначала. Рука всё реже выпускала инструмент, щепа и стружки прикрыли моховую зелень возле оживающего бревна. Работа пошла. Вскоре Атхо всецело погрузился в неё, не замечая, как течёт время. Закончив выделывать первого куванпыл, едва переведя дух и встряхнувшись, он взялся за следующее бревно.
