Хождение в Похъёлу - [10]

Поднялись, как обычно, с рассветом. Раздули угли в прогоревшем костре, подбросили дров. Алмори, как младший, поджарил на рожнях недосушенное оленье мясо.

После завтрака дружно взялись за ямы, которых явно не хватало. Алмори рыхлил землю камнем, а старший брат выгребал землю длинной палкой с уплощённым концом, которую обтесал накануне вечером, весь день наблюдая за мучениями брата. Вдвоём работать было веселей, а главное — гораздо быстрее. За весь вчерашний день, умаявшись и не единожды взопрев, Алмори не выкопал и десятка ям. Сегодня только до полудня они выкопали на несколько ям больше, а впереди была ещё половина дня. Атхо временами поглядывал на куванпылы, прикидывая в уме, какому куда надлежит встать. Конечно, можно было понавтыкать их без разбора, но Атхо любил всё делать осмысленно — на самые видные места должны встать наиболее удачные идолы — те, на которых в первую очередь будут обращать внимание люди. За ними, а где и промеж, он поставит тех, что похуже, имеющих, по мнению мастера, какой-либо изъян. Ну, а дальше, позади, встанут безликие, с остро отёсанными верхушками, скорее не идолы даже, а брёвна. Ямы протянулись по широкой дуге позади их куваса, отдельными группами по шесть-восемь в ряд. Когда в каждую яму будет помещён идол, они стройным частоколом отгородят будущее становище от грозных дебрей. Как и положено, сторона стоянки, обращённая к реке, не огораживалась куванпылами, потому как нечисть никогда не приходит оттуда.

До идолов дело дошло только к вечеру, когда косые лучи солнца налились желтизной и лишь вскользь касались земли. Взявшись за два конца одного из куванпылов, братья понесли его к средней цепочке ям. Это был не лучший идол, но начать Атхо решил с него, чтобы лучше определить наиболее выгодные места. Водрузив истукана в яму, братья при помощи толстых палок и обрубков начали ровнять его, иногда отходя на несколько шагов для лучшего обзора. После нескольких наклонов то в одну, то в другую сторону, куванпыл, наконец, встал. Атхо кивнул, и они с братом начали ссыпать в яму землю и трамбовать её ногами и деревянной лопатой Атхо. Пока уплотняли землю, идол немного наклонился. Атхо многозначительно и хмуро посмотрел на брата. Алмори повёл плечами. Править не стали, иначе пришлось бы заново всё трамбовать.

Быстро установили ещё трёх «младших» идолов (тех, которые, как полагал Атхо, получились похуже) и взялись за одного из «старших» — большого, сделанного из толстого и тяжёлого обрубка листвяжного бревна. Приподняв его, они так и не сумели как следует распрямиться, волокли на полусогнутых ногах с выгнутыми горбом спинами — столь велик был идол. От тяжести быстро подрастеряли силы и бросили его наземь, пройдя едва ли больше полутора десятков мелких шажков. Атхо со стоном выгнул спину, упершись кулаками в ноющую поясницу. Не хватало ещё ее надорвать перед новым переходом. Алмори смотрел под ноги, не желая смущать брата, выдавшего свою слабость. Атхо невесело усмехнулся — возраст всё чаще давал о себе знать.

— Погоди, брат, придёт время, и ты заохаешь! подумал про себя.

Почувствовав, что в спине полегчало, Атхо кивнул, и они снова вернулись к прерванному занятию. Пронесли ещё немного и опять опустили. С третьего захода они все-таки подтащили неподатливого идола к нужному месту, и Алмори, опустив нижний конец его в яму, быстро подскочил на выручку к брату. Упираясь ногами в землю, они начали поднимать истукана, который всё глубже проваливался в яму и постепенно выпрямлялся. Потом опустились на землю, точно рыбы, выброшенные из воды, хватая ртами прохладный воздух.

Ровняли долго, зато, когда всё было закончено, Атхо удовлетворённо похлопал брата по плечу. Куванпыл величаво вознёсся над установившими его людьми, надменно взирая на них бесстрастными рытвинами глазниц.

Затем вкопали ещё пятерых идолов и на этом остановились, так как день подошёл к концу. Солнце закатилось за край земли, а лес помрачнел и нахмурился клочковатой проседью лишайников.

Пойкко проснулся поздно. Исавори в шалаше не было. Из незаволоченного проёма несло влажным холодком. Мальчик перекатился по мягкой подстилке из лапника и сухих трав и выглянул наружу. Серое утро встретило его моросящим дождём. Посеревший, взъерошенный лес был глух и недвижим — ни ветер не тронет набрякшие дождём ветви деревьев, ни птица не спорхнёт с куста на куст. Один только дождь сыпал с низкого бледного неба, окутав деревья и землю белёсым налётом. В очажной яме чернели залитые угли.

Исавори нигде не было. В кувасе остались его вещи. Не видно было только колчана с луком. Должно быть, Каукиварри отправился на охоту. Запасы действительно нужно было пополнить.

Пойкко нехотя выбрался из хижины, задрожал от попавших за шиворот капель, втянул голову в плечи и побежал к кустам, возле которых торчала длинная жердь с привязанной к верхнему концу палкой в локоть длиной. Справив нужду, он стремглав бросился назад к кувасу, нырнул внутрь и вжался в сохранившую тепло его тела подстилку. Перевернулся на спину, заложил руки под голову. На жердях был закреплён маленький деревянный человечек — хранитель куваса, точно такой же, как в каждом таало