Хождение к Студеному морю - [81]

Корней тормознул упряжку и минут пять любовался красотой жемчужной ленты, а перед глазами у него стояла Глухоманка с ее водопадами. Сквозь поредевшую в какой-то момент влажную завесу он разглядел прижавшегося к скале горного барана с мощными круто закрученными рогами. Похоже, круторог тоже засмотрелся на водопад. Заметив собак, развернулся и, с необычайной ловкостью прыгая с уступа на уступ, скрылся в скалах.

После падуна тропа пошла круто вверх. Здесь склон хребта скалился причудливыми останцами, покрытыми накипями чешуйчатых лишайников салатного, желтого и черного цветов. Последние пучки травы и кустики камнеломки, хоть как-то облегчавшие скольжение нарт, исчезли.

Крутизна отнимала много сил, мельчила шаг собак. И остатки наледей замедляли ход. А скатившиеся на тропу камни и вовсе заставляли останавливаться, чтобы расчистить проезд. Корней в который раз радовался тому, что полозья подбиты железом, иначе они были бы уже измочалены о камни.

Вдобавок, совершенно некстати, посыпал холодный дождь, переходящий по мере подъема в снег. Несмотря на это мокрые, взъерошенные лайки, вывалив дымящиеся паром языки, добросовестно тянули нарты. Стараясь помочь им, Корней все чаще шел рядом, держась за баран.

Внезапно неутомимая Зайка на ходу повалилась. Корней подбежал поднять ее, но собака была мертва. Смерть лайки сильно расстроила скитника. Псы тоже приуныли. Зайка была из тех, кто ни на минуту не позволял себе перевести дух. Тянула и тянула. Судя по тугому брюху, она была беременна.

Заложив тело камнями, Корней поднял немного передохнувших собак.

На склонах зачернели зевы пещер. Одна из них выходила прямо к тропе. Чтобы дать лайкам возможность перекусить и хоть немного обсохнуть, скитник завернул в нее.

В просторном гроте было холодней, зато сухо и безветренно. Волнистые натеки на стенах покрывала пушистая изморозь. С низкого свода свисали ребристые сосульки рыжеватого цвета. В углу таращился темными провалами глазниц череп оленя. Судя по консервным банкам, обрывкам веревок и разбросанным костям, люди останавливаются здесь часто.

Корней раздал собакам корм и участливо потрепал каждую. Те в ответ довольно жмурились и, глядя на него с безмерной благодарностью, норовили лизнуть руки. Внимание и ласка хозяина для собаки – лучшая награда за ее нелегкий труд.

Не стала есть одна Пурга: все пыталась освободиться от шлейки. Ей это никак не удавалось и она, жалобно скуля, просила Корнея помочь. Высвободив собаку, скитник постелил ей брезент – знал, что вот-вот ощенится. Действительно, через час возле нее лежали два щенка. Один из них мертвый.

Корнея прибавка обрадовала: в пути уже потерял двоих. Еще он надеялся, что щенок от Бороя со временем может стать вожаком.

У Пурги сразу пробудился волчий аппетит. Съев ползайца, она взглядом поблагодарила Корнея. Тот переложил щенка с мамашей на нарты и, переждав мокрый снег, вывел упряжку на тропу, где сразу «потонули» в сплошном молоке. По всей видимости, горы накрыло влажное нутро облака. Лайки, с трудом различая выбеленную снегом тропу, понуро тащились к перевалу. Всегда активный Борой и тот сник – видимо, надсадился, работая за двоих. Уловив слабину вожака, остальные тоже стали халтурить. И тут неожиданно для Корнея инициативу на себя взяла миниатюрная трудолюбивая, но малосильная, с остренькой мордочкой и умными глазками, рыжая Белка. В какой-то переломный момент ее как будто кто подстегнул. Она стала работать с упоением и время от времени подзадоривала других визгом. Пристыженные ее бойцовским поведением собаки оживились, потянули резвей.

Корней, дабы поддержать этот запал, невзирая на постреливающую культю, слез с нарты. Тут тропу некстати перегородила мощная наледь. Вот когда пригодился топорик, подаренный Арсением. Чтобы не соскользнуть в пропасть, Корней принялся подрубать им лед. Выровняв проезд, осторожно тронулись. Однако полозья, подбитые железом, все равно скользили. Не спасал даже остол. Пришлось, чтобы нарту не стянуло, прорубать канавку вдоль всей наледи.

Наконец тропа стала выполаживаться – верный признак близости перевала. Тут ни тумана, ни снега – все сдуло. Да и сейчас отдельные порывы ветра были такой силы, что Корнею приходилось наклоняться.

Вот и водораздельная седловина, усыпанная мелким щебнем. Кругом бесформенные угловатые глыбы. На них даже лишайника нет. Благодаря необычайной прозрачности воздуха местность просматривалась до самого горизонта.

Во все стороны разбегались могучие хребты, покрытые ледниками и осыпями. Между ними бесчисленные цирки, расселины, пропасти, террасы. Чем дальше скитник обращал взор, тем таинственней и привлекательней представлялись ему размытые дымкой вершины. Самые высокие находились на юго-востоке. Как раз оттуда и брал начало Малый Анюй.

Над всем этим каменным хаосом торжественно плыли облака, вслед за ними прыгали по склонам хребта их серые тени.

Дикая горная панорама привела Корнея в такой восторг, что он пал на колени и принялся страстно благодарить Господа за то, что даровал силы взобраться и лицезреть эту красоту. Чтобы дать выход переполнявшему его ликованию, запел «Дивны дела Твои, Господи, все премудрости сотворил еси…»