Хоуп Вульфа - [3]

Хоуп никогда не волновала холодная, саркастическая женщина, которую все знали, как ее мать. Но когда она решила использовать ее в своем плане, девушка стала ненавидеть ее.

— Вижу ты очнулась, — ее глаза распахнулись, когда его холодный, темный голос приветствовал ее от открытого дверного проема. Он стал старше, но все еще так же красив, что у нее перехватило дыхание. Его черные волосы были обрезаны спереди, а сзади чуть длиннее, соприкасаясь с плечами. На нем была синяя хлопчатобумажная рубашка, заправленная в джинсы, и широкий ремень, держащийся на бедрах. Ниже ткань выпирала под давлением его эрекции. Хоуп с небольшим трудом сглотнула. Он был более устрашающим, чем когда-либо прежде. Но он жив. Настолько жив, что у нее перехватывало дыхание от него.

— Ты связал меня. Прикоснулся ко мне, пока я была без сознания, — с внезапной яростью обвинила его Хоуп. Он заставил ее мучиться долгих шесть лет. — Ты не лучше тех ублюдков, что создали тебя, Вульф.

Слова, рожденные от боли и ярости, не могли быть возвращены, и у нее не было желания это делать. Как он посмел оставить ее больной, страдающей на все эти годы? Как он посмел похитить ее и напугать, а не прийти к ней так, как должен был?

Она была шокирована переполняющей его глаза яростью.

— И ты, моя сладкая жертва, не лучше суки родившей тебя, — усмехнулся он. — Думаешь, я хотел, чтобы меня снова поймали, заставили плодиться и смотреть на детей, подобных мне? Ты правда веришь, что ваш разработанный план сработает?

Хоуп в замешательстве уставилась на него. Как он мог верить в то, что она что-то планировала с матерью, когда она даже не знала, что он жив?

— Какой план? — огрызнулась Хоуп. — У меня нет с ней никаких планов.

Его губы скривились в насмешке, когда он вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Боже, она живьем сгорала из-за него. Хоуп едва могла думать о необходимости прикоснуться к нему, почувствовать его прикосновение теперь, когда он был рядом. Его присутствие вызвало резкие муки похоти, пульсирующие в ее киске.

— Ты больше не будешь врать мне, Хоуп, — тихо сказал ей Вульф, его серые глаза потемнели от похоти, когда скользнули по ее телу. — Обещаю, что до конца этой ночи ты будешь умолять сказать мне правду.

Чувственное обещание в его голосе застало ее задохнуться. Руки Вульфа опустились к ремню, медленным, размеренным движением расстегивая его. Ее глаза расширились, когда он начал вытаскивать его из петель. Хоуп начала задаваться вопросом, имел ли он в виду нечто большее, нежели трахать ее, в чем она так нуждалась.

— Ты не посмеешь ударить меня, — наконец, прошептала Хоуп.

Вульф опустил ремень на пол, улыбаясь, когда его пальцы прикоснулись к пуговицам на рубашке. Хоуп задрожала. Она чувствовала, что ее влагалище еще сильнее нагрелось, мышцы ее лона сжимаются, подготавливаясь. Ее сердцебиение ускорилось, отбивая ритм в грудной клетке.

— Я могу отшлепать тебя, но обещаю не бить, — сказал он своим грубым, шелковистым, задумчивым голосом. — Но ты можешь вообще прекратить какое-либо наказание, Хоуп, рассказав мне правду. Скажи мне, откуда она знала о спаривании и как узнала, что ты та, кого я выбрал в качестве моей пары. Скажи мне, почему ты позволила другому мужчине прикоснуться к тебе, позволила ей насмехаться надо мной с доказательством этого.

— Ты сошел с ума? — она практически кричала на него. — Как, черт возьми, я могла позволить другому мужчине прикоснуться ко мне, если каждый раз, когда кто-то пытался, меня тошнило?

Это разгневало ее больше всего на свете. Несколько раз, когда она пыталась сходить на свидание, пытаясь забыть его, это превращалось в катастрофу уже через час.

— Так невинна и возмущена, — его улыбка вызвала дрожь в позвоночнике, но мало что сделала для облегчения необходимости в ее влагалище. — Последний шанс рассказать мне, как твоя сука-мать узнала, что мы не погибли в пожаре?

Ее потребность в нем сводила с ума. Если он не трахнет ее скоро, Хоуп наорет на идиота. Она ждала достаточно долго. Шесть мучительных лет мечтала о нем, мучаясь из-за него. Хоуп моргнула. Он снял рубашку. Его широкая, мускулистая грудная клетка блестела в тусклом свете спальни. Мускулы напряглись, сжались. Лицо было напряженным, когда его пальцы опустились к джинсам.

— Я не знаю, — прошептала Хоуп.

Она не могла оторвать глаз от его движений. Затем он снял джинсы, показывая степень своего возбуждения. Она хорошо помнила, насколько он толстый и длинный, соблазняя подростка, которым она была так давно.

Ученые держали их обнаженными. Она помнила, как Вульф двигался по дому, не обращая внимания на наготу, даже когда был возбужден. Такой высокий и мощный, он двигался с врожденной грацией, которая привлекала ее внимание снова и снова.

Его руки разорвали материал на талии, когда он скинул с ног туфли, которые носил. Через несколько секунд он был восхитительно обнажен. Его член поднялся к животу, напряженный, жесткий, толстый и большой. Выпуклая головка была пурпурной, чуть толще, чем ствол, и пульсировала из-за возбуждения.

— О, Боже, — прошептала Хоуп, затаив дыхание.

Он подошел к кровати, опустившись на колени рядом с ней, глядя на нее холодным, надменным выражением. Она знала, что он ублюдок, но видела огоньки страсти, мерцающие в мрачных тенях его глаз. Он не был безучастным, и эрегированный член не был его единственной реакцией на нее. Она его пара, и, чтобы он ни делал, она знала, Вульф не причинит ей вреда. По крайней мере, физически.