Хосе Рисаль - [92]

И на сей раз ответа нет, но когда Рисаль возвращается из Сандакана, его приглашает к себе испанский консул в Гонконге. Его высокопревосходительство получил письма сеньора Рисаля — и поручил консулу сообщить, что он не одобряет проект колонизации Северного Борнео. Это так непатриотично — уезжать из страны, где много неосвоенных земель. «Любой филиппинец, — говорит консул, — может трудиться для процветания страны где угодно на самих Филиппинах». Опытный дипломат не уточняет, говорит ли он в данном случае от своего имени или от имени «его превосходительства». Если принять вторую версию, то ведь эти слова можно истолковать как косвенное разрешение Рисалю вернуться на родину, но твердой гарантии прав, «слова кабальеро» Рисаль так и не получает.

Переписка с генерал-губернатором идет параллельно с созданием Лиги, с хлопотами по освоению Северного Борнео. Злосчастная статья разом лишает Рисаля возможности заняться каким бы то ни было делом, она оставляет ему один путь — на родину. Причем он отлично сознает, что его ждет опасность, может быть, даже смерть. Доказательство этому — два письма от 20 июня 1892 года, сразу после празднования своего дня рождения. Первое письмо адресовано родителям, брату, сестрам, друзьям. В нем он пишет: «Любовь, которую я испытываю к вам, продиктовала этот шаг, и только будущее покажет, разумен ли он… Я знаю, что заставил вас много страдать, но я не раскаиваюсь в содеянном, и если бы мне пришлось начать сначала, я сделал бы то же самое, потому что таков мой долг. Я уезжаю с радостью, — чтобы подвергнуть себя опасности… Я рискую жизнью, чтобы спасти столько невинных… Кто я такой?

Одинокий человек без своей семьи, разочаровавшийся в жизни. Много раз я ошибался, и будущее мое мрачно, если оно не озарится светом, зарей моей родины. А между тем есть много существ, полных надежд, и, может быть, с моей смертью все они станут счастливыми».

Напомним, что адресаты письма живут с ним в одном доме, но не им передает он конверт, а своему португальскому другу Маркешу. Ему же он оставляет второе письмо, адресованное филиппинцам. В нем он пишет: «Шаг, который я предпринимаю, несомненно, опасен, и нет нужды говорить, что я долго его обдумывал. Я знаю, почти все против него, но я знаю и то, чего почти никто не знает, — что происходит в моем сердце… Если я умру, многие будут торжествовать, так как ждут моей гибели. Но что делать? Долг совести для меня превыше всего… Кроме того, я хочу показать тем, кто отказывает нам в патриотизме, что мы умеем умирать за наше дело и наши убеждения. Что значит смерть, если умираешь за родину и за тех, кого обожаешь?»

На другой день, 21 июня 1892 года, Рисаль пишет третье письмо Деспухолю. Он уже не требует никаких гарантий, а сообщает, что плывет на Филиппины на том же судне, которое везет это письмо. «Друзья и посторонние, — обращается он к генерал-губернатору, — пытались отговорить меня от этого шага, указывая на опасности, которым я подвергаю себя, но я верю в справедливость вашего высокопревосходительства, который защищает всех испанских подданных на Филиппинах, в справедливость моего дела, в чистоту моей совести…»

Для семьи решение Рисаля — тяжелейший удар. Но он неколебим. Когда он считает нужным, он идет даже против воли родителей. Жертвенность его натуры, желание показать пример соотечественникам и тем отвести упреки, высказанные в злосчастной статье, делают его возвращение на Филиппины неизбежным. Поняв, что сына и брата не переубедишь, семья принимает его волеизъявление как волю божию — пусть едет. Но пустить его одного нельзя, и на семейном совете решено, что его будет сопровождать сестра Люсия — она одна не подвергалась преследованиям властей, остальным появляться в Маниле опасно. 21 июня 1892 года Рисаль и Люсия садятся на пароход и в полдень 26 июня прибывают в Манильский порт. Мысли Рисаля настолько заняты предстоящей на родине встречей, что он впервые не ведет дневника во время путешествия.

* * *

А встреча ему уготована если не торжественная, то внушительная. В 1887 году его приезд прошел незамеченным, теперь же, пишет он, «меня встречали много карабинеров во главе с майором. Кроме того, там были капитан и сержант гражданской гвардии». Пассажиры сходят на берег, Рисаль беседует со встречающими, а тем временем в другом помещении таможенники досматривают багаж. Досмотром руководит юркий молодой человек, который оказывается не кем иным, как племянником архиепископа, сам же архиепископ давно досаждает генерал-губернатору требованиями не пускать в страну «флибустьера», если же тот осмелится появиться — немедленно расправиться с ним. Ему, как и всем церковникам, крайне нужны доказательства подрывной деятельности Рисаля. Что же удивительного в том, что в подушке и в тюфяке Люсии юркий молодой человек находит листовки под названием «Бедные монахи»? Ни у кого не вызывает сомнений, что их подсунули Люсии. Путешественникам же пока ничего не сообщают. Получив багаж, Рисаль и Люсия отправляются в отель «Ориенте», а оттуда Рисаль, даже не переодевшись, спешит в Малаканьянг, дворец генерал-губернатора. Тот велит передать через адъютанта, чтобы Рисаль зашел попозже. Вежливый гость почтительно приподнимает котелок и покидает дворец.