Хосе Рисаль - [124]

В «Последнем прощай» довольно отчетливо выделяются два авторских голоса: голос сына родины, прощающегося с отчизной, и голос сына, брата и возлюбленного, прощающегося с родными людьми.

Первая строфа — прощание с родиной — приведена в эпиграфе к этой главе. Вторая строфа — обращение к повстанцам, которых здесь Рисаль уже не призывает сложить оружие:

На грозном поле брани, без страха и без пений

приемлют смерть герои, подпав отчизны флаг.

Повстанцы — герои, они умирают за родину на поле битвы, тогда как сам Рисаль принимает смерть за родину на эшафоте, и «место не имеет значения», главное — умереть за родину. Здесь звучит апология — апология не тех, кто умирает в открытом бою (их героизм очевиден), а самого себя, умирающего не на полях сражений. Тем, кто слишком поспешно отлучает Рисаля от революции, ссылаясь на пресловутый «Манифест», следовало бы обратиться к этим строкам.

Далее Рисаль пишет:

И если ты увидишь неяркий над могилой

простой цветок, то это — моя душа взошла.

Ты поцелуй соцветье, согрей улыбкой милой,

и станет мне спокойней стократ в земле унылой

от нежности нежданной и чистого тепла.

И в конце:

Родные Филиппины, я вас зову проститься,

вы боль моя и мука, душа моя и плоть.

Я ухожу, оставив любовь, родные лица,

туда, где над рабами палач не поглумится,

где честь не есть проклятье,

 а правит лишь господь.

И здесь — косвенное проклятие католицизма, который убивает за веру и не ведает подлинного бога. Это еще одно доказательство подложности отречения: примирись Рисаль с католицизмом, он непременно изменил бы этот стих.

Последняя строфа — снова голос сына, брата, друга и возлюбленного, прощание с родными:

Родителям и братьям и ставшей мне родною

прекрасной чужеземке, подруге дорогой,

я шлю поклон прощальный. Порадуйтесь со мною,

кто отдохнул в разлуке с сумятицей земною.

Любимые, прощайте! Смерть — истинный покой!

Два последних слова стихотворения в оригинале звучат как «умереть — уснуть». Это слова Гамлета, дважды повторенные им в знаменитом монологе «Быть или не быть».

Таково лучшее стихотворение Рисаля, вершина его поэтического мастерства. Сила чувств в нем достигает апогея, оно не оставляет равнодушным ни одного филиппинца, ни одного читателя сколько-нибудь добросовестного перевода. Как и раньше, Рисаль пользуется двумя культурными кодами, филиппинским и испанским. О наличии первого свидетельствуют общая философская направленность стихотворения (слияние с природой), филиппинские образы, реалии. О наличии второго — испанская поэтическая символика (птица на могиле поэта, забвение). По словам Рисаля, неважно, что именно увенчает борца: лавр, кипарис или ирис. Тут надо помнить, что лавр — символ победы с античных времен, кипарис — кладбищенское дерево в Испании и Италии, а ирис — цветок утешения при поражении, причем ни лавр, ни кипарис, ни ирис на Филиппинах не растут. И филиппинцу без европейского образования трудно догадаться, что выстроенный Рисалем ряд означает «победа, поражение или смерть».

Но любовь к родине здесь выражена так глубоко, что задевает самые сокровенные струны человеческой души вообще, а филиппинской в особенности. Причем любовь согласно введенной Рисалем традиции — это не сыновняя любовь, а любовь к прекрасной невесте. Не «родина-мать», не «отчизна» (земля отцов), а именно «родина-возлюбленная», «родина-невеста» — вот образ, обязательный после Рисаля для всех филиппинских поэтов и вообще всех филиппинцев. На Филиппинах же, в силу особенностей их исторического развития, до Рисаля не существовало этого общего для всех жителей архипелага понятия — Родина. Он создал его и вложил в него свое содержание, принятое всеми филиппинцами. Конечно, складывание этого понятия и вообще филиппинского патриотизма было подготовлено всем ходом исторического развития страны. Но Рисаль первым «сказал слово», и в этом его величайшая заслуга перед филиппинцами, которых он поднял на борьбу, и перед человечеством, которому он представил филиппинцев.

…Пролетали годы. Все яснее становилось значение Рисаля, так много сделавшего для Филиппин, для национально-освободительного движения на Востоке, для всего человечества. Он был идейным вдохновителем первой в Азии национально-освободительной революции, возвестившей начало крушения колониализма, этого позора человечества.

В памяти соотечественников он остался как «первый филиппинец», «отец филиппинской нации». На каждом историческом повороте возникает вопрос о наследии и наследниках Рисаля. Нет, не было и не будет на Филиппинах классов, партий, организаций, которые не высказали бы свое отношение к Рисалю. Ему воздвигнуто больше монументов, чем любому другому человеку, жившему в XIX веке, — они есть в каждом филиппинском городе, почти в каждой деревне. Все чаще филиппинцы предлагают изменить название своей страны, напоминающее о колониальном прошлом., на «Рисалины» и именовать себя «рисалинцами». Поклонение Рисалю не знает пределов. Его идеи пытаются использовать правые круги, его взгляды нередко извращаются. Но для прогрессивно мыслящих филиппинцев, для прогрессивных сил мира он остается великим писателем, ученым, гуманистом, входящим в плеяду лучших сынов человечества.