Хосе Рисаль - [121]

Шрифт
Интервал

Письма тут же отсылаются с нарочным: Блюментритту — на почту, родственникам — непосредственно адресатам. Иезуиты вновь подступаются к Рисалю. Он вежливо, но твердо стоит на своем: нет, ему не нужны слова утешения, он не намерен исповедоваться и, уж конечно, не намерен отрекаться. Первая пара иезуитов уходит в 9 часов утра, ее сменяет иезуит Росельс, чьи попытки тоже не имеют успеха, и в 10 часов в камеру входит еще одна зловещая пара: Вилаклара и Балагер. Им удается втянуть Рисаля в религиозный спор.

Его суть дошла до нас в изложении Балагера, который много пишет о себе. На деле он весьма посредственный ум, и не ему преуспеть там, где потерпел неудачу такой блестящий полемист, как Пабло Пастельс.

Из-под завесы балагеровских самовосхвалений достаточно отчетливо вырисовывается твердая позиция Рисаля: он стоит на своем, он верит в разум и признает бога лишь постольку, поскольку этого требует разум. Такой бог — не католический бог. В полдень Балагер оставляет осужденного (Вилаклара остается на месте) и спешит во дворец архиепископа с докладом. Тот сокрушается: дьявольскую силу, овладевшую Рисалем, одолеть нелегко. Приказано бить в колокола всех манильских церквей, молиться за обращение обреченного, кое-где на алтари возлагают святые дары — все это призвано помочь сломить упорство грешника.

Другие иезуиты сменяют Вилаклару, но продолжить религиозную беседу не удается: к Рисалю приходят сестры, племянница и племянник. Поодиночке сестер вводят к нему, каждой он говорит несколько слов в присутствии охраны, просит не забывать о нем, передает последние подарки: кому книгу, кому булавку… Последней вводят Тринидад, лучше всего владеющую английским языком.

— Мне жаль, Трининг, — говорит он, — я уже все роздал, тебе ничего не осталось. Но я попрошу, чтобы тебе передали мою спиртовку. Там есть кое-что внутри, — вдруг быстро произносит он по-английски. — И еще посмотрите в моих башмаках.

Тринидад не совсем понимает слова брата, но запоминает их. Женщин уводят. За дело снова принимаются иезуиты. Около камеры крутится все тот же Матэ, расспрашивает шныряющих взад и вперед иезуитов, солдат и офицеров охраны. В полночь он шлет телеграмму в свою газету: «Меня заверили, что Рисаль отречется от своих заблуждений». И еще: «У Рисаля произошла странная реакция. Он потребовал бумагу, перо и чернила и начал писать стихи».

Тем временем донья Теодора с дочерьми и на сей раз с Хосефиной снова дежурит у ворот дворца генерал-губернатора. Ее снова не принимают, но она не уходит, она ждет, когда появится Полавьеха. Поздно вечером генерал, только что получивший очередное сообщение о крупных потерях испанцев, выходит из дворца. Женщины, рыдая, падают ему в ноги и молят о милосердии. Натягивая перчатки, генерал говорит обычные слова, которые произносили и будут произносить люди, в чьих руках власть: суровая необходимость и тяжелая обязанность не позволяют ему проявить милосердие, к которому сам он склоняется в своем сердце. Долг есть долг. «Христианский генерал» садится в поданную карету и уезжает. Последняя надежда рушится.

В форте, в камере Рисаля, об этом ничего не знают. Он кончил писать стихи и, воспользовавшись несколькими минутами, когда его оставляют одного, прячет написанное в спиртовку. Вернувшийся Балагер вкупе с двумя другими иезуитами продолжает психологическую атаку: конец близок, должен же он поддаться слабости. Но их старания напрасны. Рисаль отходит ко сну.

Встает он рано и в 5.30 завтракает с дежурным офицером. Потом, узнав, что у него есть еще несколько минут, пишет последнее письмо семье: «Умоляю вас, простите мне то горе, которое я причинил вам, но рано или поздно мне все равно придется умереть, так лучше уж умереть сегодня, в расцвете сил. Дорогие родители, брат, сестры, возблагодарите бога, который даровал мне спокойствие духа перед смертью. Я умираю отрешенным и надеюсь, что с моей смертью они оставят вас в покое.

О, лучше умереть, чем жить, страдая! Пусть это вас утешит…

Похороните меня в земле, положите камень, поставьте крест. Мое имя, год рождения и смерти — больше ничего. Если захотите, соорудите потом ограду. Но никаких годовщин! Я предпочитаю Паанг Бундок (кладбище на севере Манилы. — И. П.). Пожалейте бедную Хосефину».

Под письмом нет ни даты, ни подписи.

В 6.15 появляется защитник Рисаля лейтенант де Андраде — он должен сопровождать подзащитного на место казни. Рисаль просит его передать слова прощания семье, а главное — не забыть отдать его спиртовку сестре. Лейтенант дает слово выполнить последнюю просьбу обреченного. Потом приходит мать в сопровождении двух дочерей. Рисаль обнимает их, передает только что написанные послания. Вновь появляются иезуиты: Балагер, Марч, Вилаклара. Балагер тут же уходит: по его словам, он не может сдержать слез, его сердце разрывается, Два других иезуита будут с Рисалем до конца.

Начальник охраны вызывает еще двух солдат, и они связывают Рисалю руки за спиной, локоть к локтю. Выстраивается процессия: впереди трубач и барабанщик, потом Рисаль с двумя иезуитами по бокам, за ними Андраде. Конвой из солдат-артиллеристов окружает процессию. Начальник охраны дает команду, процессия трогается в путь. Безупречно одетый, в котелке, белом жилете и галстуке, Рисаль спокойно идет на Голгофу. Они сворачивают направо, выходят из форта и следуют вдоль крепостной стены на Багумбаянское поле. Несмотря на ранний час, вдоль дороги толпы народа. Рисаль всматривается в лица — знакомых нет. Так всматривался во враждебную толпу герой «Злокачественной опухоли» Ибарра. Но на этот раз спасения не будет.


Еще от автора Игорь Витальевич Подберезский
Сампагита, крест и доллар

Книга посвящена жизни филиппинцев, их обычаям, культурным ценностям, психологии. Особое внимание уделено проблеме взаимодействия филиппинской культуры с испанской и американской, показан ущерб, причиненный колониализмом духовной жизни страны.


Ник Хоакин: художник и мыслитель

Вступительная статья к  избранным произведениям филиппинского англоязычного прозаика, драматурга, поэта и эссеиста Ника (Никомедеса) Хоакина.


Рекомендуем почитать
Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией

Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.


Герой советского времени: история рабочего

«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.


Тот век серебряный, те женщины стальные…

Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.


Лучшие истории любви XX века

Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.


Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини

Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.


Клан

Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.