Хосе Рисаль - [115]

Шрифт
Интервал

В комнате трое — следователь, подследственный, писарь. Полковник утомлен, часто делает паузы, чтобы дать время писарю, в паузах или курит сигару, или отдыхает, прикрыв глаза. Писарь скрипит пером:

«Ноября двадцатого дня тысяча восемьсот девяносто шестого года лицо, чье имя указано на полях, предстало перед его честью в присутствии писаря, чья подпись следует ниже, и, будучи предупрежденным его честью о необходимости говорить правду, сказало: его зовут Хосе Рисаль-Меркадо-и-Алонсо, уроженец Каламбы, провинция Лагуна, правоспособного возраста, холост, врач по профессии, ранее не судим.

Будучи спрошенным, знает ли он Пио Валенсуэлу, является ли тот его родственником, другом или врагом, считает ли он его подозрительной личностью.

Ответствовал: Что в Дапитане познакомился с медиком по имени Пио, который привез к нему больного, что ранее он не был знаком с упомянутым лицом и не встречался с ним позже, что считает его скорее другом, чем врагом, так как тот помогал его родственникам во время путешествия и подарил ему (Рисалю. — И. П.) медицинский саквояж.

Будучи спрошенным, знает ли он Мартина Константино Лосано[35], является ли тот его родственником, другом или врагом, считает ли он его подозрительной личностью.

«Будучи спрошенным, знает ли он Агедо дель Росарио[36]

Ответствовал: Что не знает никого с таким именем, но, может быть, узнает его, если увидит».

Далее писарь переходит на сокращенные формулы:

«Будучи спрошенным, знает ли он Хосе Рейеса Толентино…

Ответствовал: Что не знает».

Несколько дней Рисаля спрашивали о лицах, которые давали показания, а также о руководителях Катипунана. Из первых он не знает большинство, из вторых — вообще никого, в том числе и руководителя Катипунана Андреса Бонифасио («Ответствовал: Что не знает этого имени, что впервые слышит его, что не знает его по виду, но что Бонифасио мог быть на встрече в доме Онхунгко, где ему представили многих лиц, чьи имена он не упомнит»).

Затем «его честь» полковник Оливе переходит от вопросов о лицах к вопросам о деяниях. Оливе зачитывает ему резюме его высказываний на этой встрече, составленное одним из осведомителей (оно заканчивается словами: «Филиппинцы, добившись процветания и единства, обретут не только личную свободу, но и национальную независимость»), и спрашивает, верно ли оно. Рисаль отвечает, что за давностью не помнит текстуально свое выступление, но что мысли, изложенные в резюме, он высказывал неоднократно, хотя и не уверен, что излагал их на встрече.

Оливе требует объяснить, почему портрет Рисаля неизменно украшает все собрания Катипунана. «Ответствовал, что поскольку он сделал обычную фотографию в Мадриде, они могли достать копию портрета, что же до использования его имени как боевого клича, то он не имеет понятия, почему они так делают, что сам он не давал им никакого повода и что они злоупотребляют его именем».

Эти бесконечные «будучи спрошенным» и «ответствовал» оставляют впечатление, будто следствие идет мерно и даже монотонно. Но в ответах Рисаля, особенно в части, касающейся не лиц, а деяний, чувствуется напряженная работа мысли. Он понимает, куда клонит следователь, и в ответах иногда говорит больше, чем требует вопрос. Эта «избыточная» информация обычно показывает всю нелепость вопроса. Лихорадочное биение мысли явно ощущается за суконным языком протокола. Рисаль мужественно защищается на следствии, будет защищаться и на суде. Но надо сказать, что это не мужество борца за «филиппинское дело», а мужество невинной жертвы: он доказывает свою невиновность, а не правоту филиппинцев.

Следователя же интересуют как раз действия филиппинцев, а не отношение к ним подследственного. Они воюют, и их знамя — Рисаль, их боевой клич — Рисаль. О какой личной невиновности может идти речь? А впрочем, сеньор Рисаль имеет право на защиту. Обвиняемый — всего лишь туземец, ему положен защитник в чине не старше лейтенанта. Вот список, извольте выбрать сами. Рисаль бегло просматривает 106 фамилий. Вот что-то знакомое — Тавиель де Андраде. Ведь это он был приставлен к Рисалю в Каламбе в 1887 году? Нет, это его брат, не Хосе, а Луис Тавиель де Андраде, артиллерийский офицер. Ну, пусть будет он — брат его достойный человек, значит, он из хорошей семьи. Выбор сделан.

После шести дней допросов Оливе посылает все протоколы генерал-лейтенанту Бланко. Тот поручает капитану Рафаэлю Домингесу сделать «беспристрастное заключение». Бравый капитан не утруждает себя тщательным изучением документов: он и так знает, кто такой Рисаль и что он значит для повстанцев. Его боевые товарищи сражаются с последователями этого флибустьера и, стыдно сказать, нередко терпят поражение. Капитан тут же налагает резолюцию: «Из представленного следует, что подследственный, Хосе Рисаль и Меркадо, есть главный организатор и живая душа (опять этот неопределенный термин!) восстания на Филиппинах, основатель обществ и газет, автор книг, цель которых — бунты и мятежи в городах, главный руководитель флибустьерства в этой стране». Не очень грамотно, но зато недвусмысленно.

Теперь документы поступают к военному прокурору Николасу де ла Пенья. Пенья делает вывод: дело готово к слушанию, и просит воздержаться от представления дальнейших доказательств: их более чем достаточно.


Еще от автора Игорь Витальевич Подберезский
Сампагита, крест и доллар

Книга посвящена жизни филиппинцев, их обычаям, культурным ценностям, психологии. Особое внимание уделено проблеме взаимодействия филиппинской культуры с испанской и американской, показан ущерб, причиненный колониализмом духовной жизни страны.


Ник Хоакин: художник и мыслитель

Вступительная статья к  избранным произведениям филиппинского англоязычного прозаика, драматурга, поэта и эссеиста Ника (Никомедеса) Хоакина.


Рекомендуем почитать
Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Воспоминания о Евгении Шварце

Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.