Хорошо живу - [18]

Внуки только что пришли из школы, семья уселась за стол, и Витя, заслышав свадебные восклицания, сказал:

— Это они кричат: «Шай-бу! Шай-бу!»

Он заслужил одобрительную улыбку старшего брата, а мать засмеялась, любовно поглядывая на своего младшего. Внук сиял.

Старик тоже прислушивался к веселью где-то за стенами и, жалеючи жениха и невесту, размышлял: «Нет, ничего плохого про нынешнюю молодежь не скажу: нарядные все, образованные, культурные. Что парни, что девки. Но вот жениться не умеют».

А вслух сказал:

— Больно скороспешно все. Словно бегом и боятся куда-то опоздать. Не успели сесть за стол, а уж «горько» кричат. У нас в деревне порядок был строгий: «горько» — это на второй день свадьбы. А в первый — ни-ни.

— В первый день только сладко, — заметил Витя.

— Молчи, — сказала мать строго, но не сердясь. — Это нескромно. Тебе вовсе не к лицу, мал еще.

— Ни сватовства, ни девишников и мальчишников…

— Ни венчания, — подсказала невестка, светло улыбаясь.

— Да, ни венчания.

— Стремительный двадцатый век, — сказал Андрей деду, отрываясь от книги и прислушиваясь к свадебному гомону. — Научно-техническая революция. Все процессы уплотнились во времени, проходят форсированно. Нынче некогда длинные свадебные церемонии разводить.

— Это верно, — согласился старик. — Вот гляди: я свою свадьбу гулял три дня. Сына Бориса Евгеньевича женил — только вечеринка была — полдня, считай. Внук Андрей…

— О, я уложусь в полчаса! — живо подхватил тот. — Ровно столько потребуется, чтобы поставить подпись в соответствующем документе и принять поздравления друзей. И тотчас — на аэродром, по трапу самолета, под облака — в свадебное путешествие.

— Много ты с молодой женой увидишь из самолета! — заметила невестка. — Спустись пониже.

— Можно. Пересядем в скоростной пассажирский — путешествие продолжается. Нынче в Новгороде, завтра на берегу Тихого океана.

— Может, лучше пешком? С рюкзаком за спиной?

По лестнице затопали сверху вниз, послышались громкие голоса — это гости со свадьбы выходили на улицу. «Ну и правильно! Где ж в квартире разойдешься? Тут или сидеть, или стоять, а поплясать…» Евгений Евгеньич встал из-за стола, выглянул в окно.

На улице солнечно, однако ветерок холодный. Гости вывалили из подъезда, закружились, загомонили, но скоро остыли, начали поеживаться, через несколько минут они уже перешли поближе к стене и только переминались с ноги на ногу да улыбались — вот и все веселье.

«Эх, вы! Может, маловато клюкнули, а?»

Свадебные гости стояли в общем-то смирно, будто стесняясь друг друга, и только ходил-выламывался молодой долговязый мужик в белой рубахе и галстуке, без пиджака; видно, хотел себя показать, да ничего не получалось у него. И руками по коленкам хлопал не в лад, и ногами притопывал неумело. То одного за руки потянет, то другого — никто не идет его подвыручать.

Один из гостей кинул с балкона конфетку, потом еще, нижние ловили. Вот этак повеселились.

Потом вынесли стул, на стуле магнитофон, да включать-то его некуда. Стали тянуть с балкона длинный провод. После долгих хлопот и стул, и магнитофон унесли: провода не хватило, и гости на улице опять стояли без музыки. Приуныли вовсе. Даже старику стало жалко их. Высунулся из окна, покосился вверх на балкон — пара стоит, жених и невеста. Невеста в длинном платье — подол до каблуков, а парень в галстуке бантиком, как артист. Невеста — красавица, и парень что надо. Хорошая пара, стоят друг друга.

«Эх, ребятки! Какую бы вам свадьбу надо закатить! Такую свадьбу, чтоб половицы ходили ходуном! Чтоб шуму, гаму было! Вы бы ее тогда помнили. А эту, пожалуй, скоро забудете».

И вдруг вывернулся из-за угла дома знакомый старику гармонист. Костя. Он шел, как обычно, слегка хмельной, дурашливо веселый, грудь нараспашку. Гармошка немудрящая, гармонист не ахти какой, а только растянул мехи — оглянулся на него и Евгений Евгеньич в окне, и вся компания у подъезда. Оглянулись, даже вздрогнули все.

— Давай сюда! — закричал один из гостей, тот самый, что без пиджака, и замахал призывно рукой.

Гармонист заметил их, подошел поближе, на ходу перестраиваясь с разухабистой «соломушки» на плясовую.

— Й-их! Й-их! — оторвались от стены две бабенки, закружились, затопотали.

Сразу образовался круг, подошли трое-четверо любопытных со стороны — пошло веселье…

— То-то! — сказал сам себе Евгений Евгеньич, довольный донельзя, и тоже заспешил на улицу. — Ожили, как мухи на солнышке.

Когда он вышел, гармонист уже сидел на широкой скамейке, принесенной с детской площадки, от качелей. Гармошка, словно полупьяная, выпевала мелодию скороговоркой, кое-как; топот и шарканье обувки по асфальту стали гуще, крепче.

Уже и частушку завернули «с картинкой» под общий одобрительный смех. Мелкую лужицу, стоявшую у подъезда, уже выбили досуха каблуками.

«Совсем иное дело! — старик прямо-таки влюбленно обвел всех взглядом. — Гармонь — это вам не магнитофон, не радиола и даже, не телевизор. Одна гармонь целый праздник сделает! Ах вы, родные мои! Вот чего вам не хватало, а вы и не знали. И такси, с лентами заказали, и стол небось собрали богатый, и все такое прочее, а вот до гармошки не додумались».