Хорошо живу - [11]

Здесь было такое место, что его не могли миновать выселковцы, куда бы ни шли: полоскать ли белье в пруду, на полдни ли, к скотным ли дворам. Все заговаривали с ним, самозваным строителем моста, пошучивали, и ему приятно было, что его видят за таким серьезным и нужным делом.

В полдень томила жара, но старик неохотно уходил домой, а когда шел по деревне и усталость разламывала тело, он чуть горбился, однако голову старался держать высоко. Вся его фигура с засунутым за поясной ремень топором говорила о том, что поработал он на совесть, без оглядки на годы.

С большим трудом установил он на сваи два толстых бревна и, прежде чем укрепить их окончательно, долго ходил вокруг, оглядывая и с той стороны, и с этой, постукивал обухом топора. Он даже отходил чуть в сторону, размышляя, хмуря брови. Дело нешуточное — мост: по нему трактора пойдут, машины; надо укрепить все прочно, намертво.

Иногда старик присаживался на бревнышко покурить, изредка косился на горячее солнце, а больше смотрел размышляюще на свое сооружение.

— Ветром не снесет, Евгеньич? — кричал издали Валька. — Гляди, пыль на дороге завихряет.

Он каждое утро мчался на велосипеде в Кузярино, где были гаражи и механические мастерские, а частенько приезжал домой и на обед.

— Гляди, Евгеньич, на завтра обещали ветер сильный, порывистый.

Старик добродушно улыбался в ответ.

Приходил бригадир и тоже закуривал, присаживался рядом с ним.

— Только бы дождь не завернул, — озабоченно говорил он. — Как тогда переезжать эту низину будем? Совсем плевый ручеишко, а в непогодь разольется — топь, хлябь. А нам молоко возить не в объезд же! Пока в объезд — оно скиснет.

— Или на масло собьется, — поддакивал Евгений Евгеньич с усмешкой. — В каждом бидоне по куску масла, остальное — пахта.

— Если бы так! А то ведь просто это самое… кислотность! Там, на молокозаводе, до всего строго. Их не объегоришь. И жирность, и кислотность, и чистое ли — на все цифирку. А меня председатель чуть что — на половичок. Цифирка, видите ли, не та, что надо.

— На какой половичок?

Лукьяненок широко усмехался:

— А у него в кабинете лежит. Нашего председателя для разносу на ковер приглашают, а сам он — на половичок. За каждую мелочь с кого спрашивать? С меня. Виноват ли, нет ли — хорошо, как разберет, а то из собственного кармана выкладывать. Так что без моста нам никак нельзя, Евгеньич.

— Ты меня не торопи, под локоть не толкай, — весело отвечал старик. — Если бы пешеходный мостик, я б тебе его за день сделал. А то ведь вишь какое сооружение! Мост построить — что избу поставить. Хорошо еще, сваи у нас такие — сто лет простоят, а то сидел бы я тут целое лето.

Бригадир помогал ему помаленьку: распилить бревна или перетащить — большего он не умел. Хоть и мужик, а не плотник.

Наконец, легли первые бревна настила, а под вечер, когда весь пролет был закрыт, Валька Лопахин, проезжая мимо на тракторе, остановился.

— Евгеньич, вот строишь… А ты расчет сделал? Свайные основания рассчитал? Балки, консоли, фермы, а? На изгиб, на прочность.

— Знамо, рассчитал.

— А как?

— Вот так.

Старик прищурился и откинулся корпусом назад, глядя на мост, как смотрит художник на картину.

— Э-э, так не пойдет, — сказал Валька категорически. — Так, Евгеньич, знаешь когда строили? Когда весь транспорт в колхозе — телега с одной лошадиной силой. А нынче у нас техника!

И тени сомнения не отразилось в глазах старика после Валькиных слов. Он расчетливо, с крепким «хаком» загонял гвозди, сшивал железными скобами бревенчатый настил. Потом, не слушая парня, взялся стесывать горб у очередного бревна…

И вот наступил день, когда старик позвал бригадира принимать работу. Валька Лопахин тоже оказался тут, нарочно приехал на велосипеде.

— Сначала испытаем легкий транспорт, — заявил Валька. — Так безопаснее. Береженого и бог бережет, верно, Евгеньич?

— Давай гони свою гусеницу! — строго сказал старик. — Да поживее.

Он знал, что Валька в тот день косил клевера на гусеничном тракторе.

И бригадир после некоторого колебания кивнул Вальке: гони, мол, попробуем. Тот, кривляясь, все-таки проехал на велосипеде по мосту взад и вперед.

— Крепко, — сказал он и умчался.

Пока ждали его, старик заговорил о постороннем, словно предстоящее испытание моста вовсе не волновало его: так он был уверен. Спросил у бригадира, где нынче пасется стадо, потом насчет сенокоса.

— Силосную яму будете закладывать?

— Нет, — сказал Лукьяненок. — Ты же знаешь, на зиму нашу ферму переведут в Кузярино. А если не будет здесь скота, зачем силос закладывать?

Евгений Евгеньич попросил растолковать, что это за штука такая — сенаж и почему вдруг на него мода пошла. Бригадир степенно и неторопливо растолковал. Тут и Валька Лопахин прикатил.

— Сейчас узнаю, что там в преисподней! — весело объявил он, останавливаясь перед мостом. — Провалюсь, это уж точно. Смотрите, он и без того уже набок похилился.

— Евгеньич, как? — спросил бригадир, и тревога ясно прозвучала в его голосе.

— Давай, я отвечаю.

— Чем отвечаешь? — спросил ухмыляющийся Валька. — Пенсией, что ли? Так если мы трактор в ручеину ухнем, тебе ею и за сто лет не расплатиться.