Хорошие солдаты - [76]

Надела все необходимое для защиты Данкана от инфекций. Включила телевизор и прочла ему новости из бегущей строки. Сказала, какая погода сейчас в Денвере. Почитала ему из книги «Человек в поисках смысла», автор которой выжил в нацистском концлагере. Пришла Меган и тоже ему почитала, потом она и Ли поговорили о том, что ему подарить на двадцатилетие, до которого оставалось восемь дней, а потом пришел Козларич.

Он явился вручить Данкану боевые награды, которых тот был удостоен, и Ли, когда он подходил к койке, громко спросила:

— Ты не спишь? Данкан! Ты нас слышишь? Данкан, ты нас слышишь? — Она повернулась к Козларичу: — Он все еще немного…

— Да, понимаю, — сказал Козларич. Он уже стоял около койки и смотрел сверху вниз на Данкана, который выглядел точно так же, как накануне. Неподвижный. Нереальный. — Ну, рейнджер, как дела, дружище? — спросил Козларич. — С добрым утром. Хотя уже не утро, а день, по-моему, да?

Ответа, как и накануне, не последовало, но Козларича это не остановило: он взял одну из наград и стал держать перед глазами Данкана, прикрытыми очками.

— Данкан, здесь у меня то, что хочет получить каждый пехотинец. Значок боевого пехотинца. Видишь? Я держу его прямо перед тобой. Он твой. Когда выйдешь отсюда, сможешь приколоть его к форме. Ты понял?

Он придвинул значок еще ближе к очкам, но глаза позади них, казалось, не были сфокусированы ни на значке, ни на Козлариче, ни на чем бы то ни было.

— Здесь сказано, почему тебе присуждена эта награда: за участие в наземных боевых действиях под огнем противника с целью освобождения Ирака в ходе операции «Свобода Ираку», — продолжил Козларич, читая приказ о награждении. — И, как мы говорили с тобой вчера, твои усилия помогли оперативной группе «Рейнджер» сделать то, что она сделала, и сейчас мы побеждаем. Твой пример воодушевляет нас каждый день, так что твои ранения не были напрасны.

Теперь он взял в руки вторую награду.

— И еще я хочу тебе вручить Армейскую похвальную медаль. Ты наверняка помнишь, как она выглядит. Вот она. И это только одна из твоих наград. Еще ты получишь ленту «За службу за границей» и медаль «За Иракскую кампанию». Так что теперь у тебя на парадной форме будет целый ряд, даже два ряда боевых наград. Это самое малое, что мы можем для тебя сегодня сделать: вручить тебе в присутствии твоих родных эти награды. Я отдам все это Меган и твоей маме Ли, и мы все это сфотографируем для тебя, чтобы, когда ты еще получше будешь себя чувствовать, ты мог видеть эти снимки. Хорошо?

Никакого движения. Только глаза, глядящие сквозь капельки влаги.

— Я очень высоко ценю все твои усилия, брат, — продолжил Козларич. — И ты всегда в наших молитвах и мыслях. Ну а теперь я пойду встречусь с Джо Миксоном, который был с тобой в тот день, и еще с тринадцатью нашими парнями, которые сейчас лечатся в АМЦБ. Желаю тебе поскорей выйти отсюда, очень хочу, чтобы вы все, ты и другие ребята, вместе постарались как можно раньше поправиться, это твоя задача номер один сейчас. Поправиться. Договорились? И это тебе прямой приказ от меня, твоего командира. Ты меня слышишь?

Что это было? Неужели кивок?

— Ура, — сказал Козларич.

Именно так. Кивок, потом еще один.

— Ура! — воскликнул Козларич.

Данкан кивал, и теперь похоже было, что он смотрит прямо на Козларича.

Ли была права. Он мог шевелиться. Он мог слышать. Он понимал, что ему говорят.

— Отлично, брат, — сказал Козларич. — Очень приятно тебя видеть. Ты хорошо выглядишь. С каждым днем твое состояние улучшается. Так что продолжай держаться, как ты держался. Я постоянно за тебя молюсь. Ты крепкий парень. Ну что, ура?

Еще один кивок.

Значит, он все воспринимал.

Козларич ненадолго отвернулся от него, чтобы передать награды Ли и Меган.

— Спасибо вам, — сказала Меган.

— Это честь для меня, — сказал он и, опять повернувшись к Данкану, протянул к нему руку и стал искать место, чтобы до него дотронуться.

Он прикоснулся к его боку, но только на мгновение, а потом отвел руку, а потом вышел из палаты, а потом покинул госпиталь, а потом поехал в аэропорт, а потом вылетел в Ирак и неделю спустя, 25 января, находясь в своем кабинете в Рустамии, снова на передовой, снова там, где иракская мать хочет для своих детей того же, чего хочет американская мать, — чтобы дети могли мирно расти, воплощая в жизнь свои мечты, — получил электронное письмо от Ли:

«Дорогие друзья и родные!

С великой скорбью сообщаю вам, что Данкан скончался сегодня в 3 часа 46 минут дня после того, как было принято решение прекратить героическую борьбу. За последние двое суток у Данкана развилась новая инфекция, из-за которой у него возникли сильнейшие боли и температура подскочила до 42 с лишним. Лечащий врач сказал, что никогда не слышал, чтобы человек мог вынести такую лихорадку, и что обычно организм не способен поддерживать такую температуру даже 15 минут, не говоря уже о двух часах, как это было у Данкана. Врач сказал, что это свидетельствует о повреждении гипоталамуса — отдела мозга, регулирующего температуру тела.

Он также сказал нам, что, если даже Данкан не умрет сейчас, у него сохранится необратимое и обширное повреждение мозга, которое в итоге приведет к отказу различных органов и систем, что его почки уже требуют хронического гемодиализа и он быстро становится зависим от искусственной вентиляции легких. Меган и меня спросили, каково наше решение, и мы решили позволить Данкану умереть достойной и мирной смертью, после чего ему поставили капельницу с морфием и отключили искусственную вентиляцию. Он скончался примерно 45 минут спустя, у его постели были его красавица жена, его мать, его боевой товарищ Джо Миксон и больничный священник, с которым он познакомился за время пребывания здесь. Для молодого человека, который так упорно и долго сражался за себя и которого подвели только телесные ограничения, это было очень близко к тому, что можно назвать „хорошей смертью“. Понимая, что у него нет шансов на сколько-нибудь терпимое качество жизни, мы не сочли себя вправе требовать от этого храброго юноши, который всегда жил полной жизнью, провести остаток дней подключенным к аппаратам без малейших надежд на выздоровление.