Хорошая я. Плохая я - [2]
Улыбнулись друг другу. Пожали руки. Майк расписался, повернулся ко мне и спросил: готова?
Нет, если честно, нет.
Но все равно я пошла за ним.
Доехали быстро, меньше чем за час. Кругом все незнакомое – улицы, дома. Когда мы приехали, было еще светло. Большой дом с белыми колоннами. Ну как, все хорошо? – спросил Майк. Я кивнула, хотя мне было совсем не хорошо. Ждала, когда он откроет дверь. Сердце подкатило к горлу, когда я поняла, что она не заперта. Мы просто взяли и вошли, и кто угодно так же может войти. Он позвал жену, я видела ее раньше несколько раз. Сас, крикнул он, мы дома. Иду-иду, прозвучало в ответ. Привет, Милли, сказала она, проходи. Я улыбнулась, потому что подумала, что так положено. Рози, их терьер, тоже приветствовала меня, стала наскакивать на ноги, а когда я наклонилась почесать ее за ушами, радостно зафыркала. А где Фиби? – спросил Майк. Она у Клондин, сейчас придет, ответила Саския. Прекрасно, сказал он, тогда обедаем примерно через полчаса. Он предложил Саскии проводить меня в мою комнату, хорошо помню, как они переглянулись и он кивнул, словно ободряя. Ее, не меня.
Я поднималась следом за ней по лестнице, стараясь не считать в уме ступеньки. Новый дом. Новая я.
На третьем этаже обитаете только вы с Фиби, объясняла Саския, мы с Майком этажом ниже. Мы выделили тебе комнату в конце коридора, там с балкона открывается прекрасный вид в сад.
Первое, что бросилось в глаза, – желтые цветы, подсолнухи. Яркие-яркие. Улыбки в вазе. Я поблагодарила, сказала, что очень люблю подсолнухи. Мне показалось, ей было приятно. Оставлю тебя, чтобы ты освоилась, сказала она. В шкафу кое-какая одежда. Конечно, потом купим еще, ты сможешь выбрать сама, что понравится. Она спросила, не нужно ли мне еще чего-нибудь, я ответила – нет, и она вышла.
Я поставила чемоданчик на пол, подошла к балкону и проверила, заперта ли дверь. Заперта. Значит, безопасно. Справа шкаф, высокий, старинный, из сосны. Я даже не заглянула в него, у меня и в мыслях не было доставать одежду, переодеваться. Огляделась, заметила под кроватью ящики, открыла их, прощупала дно и бока – ничего нет. Вроде безопасно. В ванной комнате справа большое зеркало во всю стену. Я отвернулась от своего отражения, не хотелось, чтобы оно мне напомнило о тебе. Убедилась, что замок на двери в ванную работает и что снаружи ее нельзя открыть, потом села на кровать и попыталась не думать о тебе.
Вскоре послышались шаги на лестнице. Я постаралась сохранить спокойствие, вспомнить дыхательные упражнения, которые мне показал мой психолог, но голова все равно кружилась, и, когда она появилась на пороге, я уставилась ей в лоб, чтобы это сошло за зрительный контакт. Пора обедать, голос у нее мурлыкающий, сочный, с примесью ехидства, таким он мне и запомнился с тех пор, когда мы встречались в кабинете у социального работника. В клинике мы не встречались, ей не полагается знать правду, и такие ситуации, которые могли бы заронить в ней вопросы, исключались. Помню, она сразу вызвала у меня неприязнь. Такая самоуверенная пресыщенная блондинка, которую вынуждают терпеть под своей крышей чужого человека. Два раза за время встречи она спрашивала, надолго ли я к ним. Два раза на нее шикали.
Папа попросил позвать тебя, сказала она. Руки скрестила на груди. Оборонительная позиция. Я слышала, как персонал клиники давал пациентам клички в зависимости от языка их тела, навешивал ярлыки. Я тихо сидела, наблюдала, многому научилась. Давно это было, но я прекрасно помню слова, которые она сказала напоследок, перед тем как развернуться на каблуках, словно рассерженная балерина: ну, добро пожаловать в сумасшедший дом.
По ее запаху, сладкому и розовому, я вышла к кухне, фантазируя по пути, каково это, иметь сестру. Какими сестрами мы с ней были бы. Она вроде как Мег, а я будто бы Джо, две маленькие женщины[1], такие разные. В клинике мне сказали, что надежда – моя главная опора, она поможет мне преодолеть все трудности.
Я им поверила. Вот дура-то.
3
Первую ночь я спала в одежде. Шелковую пижаму, которую приготовила Саския, оставила нетронутой, взяла в руки только для того, чтобы убрать с кровати. Ткань скользит по коже. Сейчас я стала спать, но не всю ночь напролет, конечно. Я очень изменилась с тех пор, как мы с тобой расстались. Персонал в клинике мне рассказал, что первые три дня я вообще не разговаривала. Сидела на кровати, прижавшись спиной к стене. Смотрела перед собой. Молчала. Это шок, сказали они. Это гораздо хуже, сказала бы я. Что-то такое, что заползало в комнату каждый раз, когда я позволяла себе заснуть. Проползало в щель под дверью, шипело на меня, называло себя «мамочкой». Оно и сейчас так делает.
Когда не могу заснуть, я считаю не овец, а дни до суда. Я против тебя. Все против тебя. Двенадцать недель до этого понедельника. Восемьдесят восемь дней, все пересчитаны. Я считаю вперед, я считаю назад. Я считаю, пока не начну плакать, и продолжаю считать, пока не успокоюсь, и где-то в середине я начинаю тосковать по тебе, хоть и знаю, что это неправильно. Я собираюсь надо всем этим как следует поработать. Нужно все в голове расставить по местам. Каждая вещь должна быть на своем месте, раз меня вызывают в суд. А то легко сбиться, когда на тебя смотрят во все глаза.
Во время ночной остановки поезда Катя просыпается в полном одиночестве. Пассажиры бесследно исчезли. Лишь горстка уцелевших встречается на ее пути. Им еще предстоит выяснить, что встреча не случайна. Но времени остается мало – нечто зловещее приближается. И оно голодно. Остросюжетный роман захватит читателя с самого начала и не даст перевести дух до завершения истории.
Полиция находит жестоко убитую Джоанну Бейли, а рядом с ней – ее сестру Сару. Та не может предоставить убедительное алиби; она психически нестабильна и страдает прозопагнозией – неспособностью различать человеческие лица. Все улики указывают на Сару, но она утверждает, что сестру убил неизвестный мужчина, вломившийся к ним в дом. Сара уверена, что кому-то было выгодно подставить ее и обвинить в смерти Джоанны. Но поверит ли полиция словам женщины, не различающей лица, страдающей приступами агрессии, зависимой от психотропных веществ и имеющей темное прошлое? Поэтому Сара должна найти преступника сама…
Сколько нужно времени, чтобы привычная жизнь разделилась на «до» и «после»? Сколько нужно времени, чтобы реальность разлетелась на осколки? Еще недавно Фиона Лоусон была обычной разведенной женщиной, жившей в собственном доме с детьми, над которыми они с бывшим мужем Брамом получили совместное опекунство. Теперь же в ее дом пытаются въехать незнакомые люди, а Брам бесследно исчез. Очевидно, что за мошеннической сделкой стоит Брам. Но что вынудило его внезапно пойти на такое преступление? И где он скрывается? Фиона начинает собственное расследование.
Сизовград – некогда замечательный город. Было время, когда по улицам спокойно резвились малыши. Родители не беспокоились о детях и отпускали их гулять допоздна. Но все меняется, когда на улицах города находят трупы детей и подростков.
Представьте себе, что вы живёте свою одинокую жизнь, присматриваете за домом родственников, стареньким и никому не нужным "семейным гнездом", и вдруг начинаете слышать Голос, который начинает вами командовать, а вы не имеете сил отказаться. Да и любопытство. Куда оно вас заведёт? Вы находите по указаниям Голоса письмо от неизвестного маленького мальчика, где рассказано об убийстве, и начинаете ваше странное мистическое расследование. В ходе которого вы находите нечто таинственное. И тут ваш дом сходит с ума и выбрасывает вас в аналог этого же дома, где живёт странный мальчишка, написавший письмо.
Действие разворачивается в студенческом общежитии, когда соседи по комнате приносят с барахолки много всякого хлама, который достался им даром. Что ж поделать, студенчество, такой период, когда от халявы буквально сносит голову. Вот только мы забываем, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке… Среди бездумно принесенных вещей друзья обнаруживают самый обыкновенный, на первый взгляд, женский портрет, но в первую же ночь они поймут, какая роковая печать нависла над их комнатой.
За день до назначенной даты сноса дома на Принсесс-стрит Мэнди Кристал стояла у забора из проволочной сетки и внимательно разглядывала строение. Она не впервые смотрела в окна этого мрачного дома. Пять лет назад ей пришлось прийти сюда: тогда пропали ее подруги — двенадцатилетние Петра и Тина. Их называли девочками-мотыльками. Они, словно завороженные, были притянуты к этому заброшенному особняку, в котором, по слухам, произошло нечто совершенно ужасное. А потом и они исчезли! И память о том дне, когда Мэнди лишилась подруг, беспокоит ее до сих пор.
Откуда берется зло? Почему дети из обычных семей превращаются в монстров? И, самое главное, будут ли они когда-нибудь наказаны за свои чудовищные поступки? Дэрилу Гриру всего шестнадцать. Он живет с мамой и папой в Канзасе, любит летучих мышей и одиночество. Окружающим он кажется странным, порой даже опасным, правда не настолько, чтобы обращать на него особое внимание. Но все меняется в один страшный день. Тот самый день, когда Дэрил решает совершить ужасное преступление, выбрав жертвами собственных родителей. Читателю предстоит не только разобраться в случившемся, но и понять: как вышло, что семья не заметила волков у дверей – сигналов, которые бы могли предупредить о надвигающейся трагедии.
У тринадцатилетней Руби Флад есть страшный секрет: она видит заблудшие души мертвых людей. Мрачные и потерянные, они ходят по свету в поисках отмщения. Но девочка не боится их. Не страшится она и правды: ее родители ей неродные. Мысли о настоящих маме и папе не дают Руби покоя. Почему они бросили собственную дочь? Что с ней не так? Она должна отыскать их и узнать всю правду! Не взяв с собой ничего, кроме крошечного чемоданчика, она отправляется на поиски. Компанию ей составляет единственный друг – мальчик по имени Тень.
Алекс было всего семь лет, когда она встретила Голубоглазого. Мальчик стал ее первый другом и… пособником в преступлении! Стоя возле аквариума с лобстерами, Алекс неожиданно поняла, что слышит их болтовню. Они молили о свободе, и Алекс дала им ее. Каково же было ее удивление, когда ей сообщили, что лобстеры не говорят, а Голубоглазого не существует. Прошло десять лет. Каждый день Алекс стал напоминать американские горки: сначала подъем, а потом – стремительное падение. Она вела обычную жизнь, но по-прежнему сомневалась во всем, что видела.