Хоро - [6]

Шрифт
Интервал

— Миче, голубушка, не расстраивай свадьбу, только мы развеселились!

У Миче заискрились глаза. Может, решила, что надо делать. Взгляд скользнул по гостям, лицо потемнело, губы задрожали. Вот-вот крикнет, чтоб убирались... а-а-а!.. чтоб все убирались.

Полковник, подбоченившись, смотрел на молодого: на его губах еще блестели капли только что выпитого вина.

«Вот ведь индюк!»

— Ну, что ты тут ошиваешься? Говорю тебе, иди закрой бабушке глаза. Да поищи под подушкой у нее, пока тебя не опередили.

Косоглазый встрепенулся. За ним пошли и женщины, но на лестнице он опередил их.

Пристав Миндилев уже выходил из комнаты старухи. Он вытянулся в струнку.

— Еще не умерла, господин начальник. Отходит.

...Умирающая встретила зятя блуждающим взглядом. Но тот посмотрел на деда Рада.

«Этот дурак тоже здесь!»

Разумеется, нужно было спешить. И зять стал шарить под изголовьем старухи. Нащупал бархатную сумочку, сжал ее в кулаке и заложил руку за спину.

Умирающая, вероятно, что-то почувствовала и зашевелила пальцами мертвеющей руки. А Миче уже причитала в коридоре:

— На кого ты меня оставляешь, бабушка!

— Чего не кричишь громче? Ори, чтоб тебя весь город услыхал! Миче, тебе говорю, перестань! Перестань! Ну?

Его кривой глаз был широко раскрыт, но Миче его не замечала. Она оттолкнула его руку и повалилась на постель умирающей.

— Не могу больше, бабушка! А-а, не хочу жить! Возьми меня с собой! С тобой хочу умереть, бабушка, с тоб-о-ой!

Сотир обнял ее. Ему, может быть, даже поцеловать ее захотелось. Она нравилась ему, когда плакала от боли, когда отчаянно кричала. Но он овладел собой и лишь приподнял ее с подушки.

И погладил окоченевшие руки старухи, даже улыбнулся ей.

— Держись, мать. Завтра позовем священника, причастит тебя. Ведь и это нужно. Держись. Умереть тоже не так-то просто.

Карабелиха взглянула на него как-то одним глазом, но смотрела она уже с того света. Губы ее зашевелились, она что-то говорила. Все нагнулись над ней. Зять растопырил руки.

— Что, бабушка, а? Скажи — где у тебя деньги? А? Деньги, говорю. Может, спрятаны где, а? Деньги, деньги?

Старуха забормотала. Начальник околии повернулся к деду Раду:

— Дед, слушай хорошенько.

— Слу-у-ушаю.

Жена кмета всем телом нагнулась над кроватью.

— Скажи, Карабелиха, мы все здесь.

Старуха взглянула угасающим глазом, остановила его на внучке и раскрыла рот.

— Что-о-бы се-е-мя ва-ше иссо-хло-о!..

Она отскочила. Новобрачный остолбенел:

— Что она сказала?

Миче зажала рот мокрым от слез платочком, который до того мяла в руках.

А старухе полегчало. Она закрыла глаза, лицо расправилось, словно после причастия. Вскоре нижняя челюсть ее отвисла...

Смерть пришла, но начальник околии не поверил: поднес зеркальце ко рту умершей. Стекло не запотело. Да, то, что затуманивает зеркальце, — отлетело. И слава богу...

— Теперь все наверх! Свадьба продолжается!

Начальник околии держал за спиной руку, сжимавшую пустую бархатную сумочку. Не обыскал ли ее раньше дед Рад? Или пристав Миндилев, быть может? Жена кмета обняла Миче. Что же теперь делать? Не расстраивать же свадьбу из-за умершей! Но Миче заголосила. Косоглазый снова вскипел и стал звать служанку — а руку по-прежнему держал за спиной.

— Марга, Марга!

Дура набитая! Кто знает, где она спряталась и ревет.

— Марг-а-а!

IV

И пошла смерть по переулочкам и тупичкам, обстучала все ворота, заглянула во дворы. Темные тени соседских ребятишек исчезли с ветвей шелковиц, затих шум у оград. Жизнь притаилась.

Дородная Капаниха закричала хриплым голосом с крыльца:

— Бог их наказал! Карабелиха посреди свадьбы померла!

Старый Капанов зевнул. Смотри-ка, бог их наказал.

— Бог с ними заодно, слышишь. Что ты смыслишь своим бабьим умом!

Сыбчо засмеялся и встал.

— Ну-ка, поднимайся, отец. Найдем хоть какую корчму, выпьем за барыню — пусть земля ей будет пухом.

Сапожники — отец и сын — пересекли двор, скрылись в хлеву и вылезли наверху, на сеновале. Справа от них был фруктовый сад Карабелевых, сзади — огород Сакызлаихи, через который и идти к погребу Дрангаза. Сапожники знают свою дорожку.

Как же, так и найдут они теперь! На улице то и дело стреляют... То им померещится, что тень мелькнула, то будто бежит кто-то...

Капаниха хмурилась:

— Сидите лучше дома да помалкивайте.

Э, что она понимает, старая!

— Разве мы спятили, чтоб ходить по улицам в такую пору?

Сыбчо начал искать приставную лестницу, чтобы спуститься во двор Сакызлаихи. И ему показалось, будто в сене что-то зашуршало. Что бы это могло быть? Лестницы почему-то не было. Молодой сапожник удивился, снова принялся искать и вдруг разинул рот: лестница была спущена в огород Сакызлаихи!

— Здесь кто-то хозяйничал! Как бы у нас сено не украли, отец...

Старик опять зевнул:

— Не дури, Сыбчо. Кто теперь думает о сене?

И он стал спускаться по лестнице. Сыбчо выругался и полез за отцом. Правда, сколько народу перебили, а он о своем сене будет заботиться. Да пропади оно пропадом!

Посеребренные белой ночью дворы ожили: словно суслики из норок, повылезли женские головы. Сыбчо почувствовал что-то неладное, но старый Капанов шел, не выпрямляя сутулой сапожничьей спины.

— Отец, здесь что-то происходит...


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.


Правда о шимпанзе Топси

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сын директора

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.



Точка Лагранжа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.