Хор больных детей. Скорбь ноября - [21]

– Да, – сказал я.

– Хорошо, я нутром почуял, что ты сообразительный мальчуган. Меня зовут Херби Орделл Джонстон, я попал сюда из Тьюпело, Миссисипи. Не бойся ничего, ты мог бы совершить праведный поступок, да, ты мог бы.

– Ага.

Я все смотрел на мальчика и продолжал гладить его волосы.

– Это мой сын, Джонни Джонстон. Аллигатор вначале добрался до него. Это трагедия, когда мужчина за один день теряет подобным образом и первенца, и ногу. Но ты можешь помочь все поправить.

– Я?

– Господь Вседержитель, да. В нашем мире нужны подобные тебе герои, уж поверь мне. У тебя есть шанс, шанс стать человеком выдающейся доблести и достойных восхищения подвигов. Тем, кто готов помочь другому и в радости, и в несчастье. Клянусь, что здешняя история попадет в телевизор – и вся наша великая нация узнает твое имя.

– Вы правда так думаете?

– Конечно. И скажи мне сейчас, как тебя зовут?

– Томас.

– Сегодня мама будет тобой гордиться, Томас. Ты мой спаситель – вот ты кто.

– Я знаю, – сказал я ему, стаскивая свой пояс, а потом подошел к ладанной сосне и попытался отломить толстую ветку. Мне довольно долго пришлось крутить ее, наваливаясь всем телом, пока в конце концов ветка не сломалась.

– Вот так, Томас. А теперь принеси ее мне. Вода тут тебе по пояс. И не бойся аллигатора, с ним покончено – это факт. Хотя он, конечно, пытался сравнять счет. Поторопись, у меня начинает кружиться голова.

– Знаешь, что я скажу тебе, Херби?

– Что такое? Что ты делаешь?

Я бросил пояс и сосновую ветку на грудь мертвого мальчика.

– Пусть этим займется Джонни Джонстон.

Он озадаченно мотнул головой.

– Что за чушь ты несешь?

– Если он отнесет тебе ветку и пояс, с тобой все будет в порядке, а я и Джонни будем достойны восхищения. Сегодня папа будет гордиться им.

– Постой, – сказал Херби, начиная закипать. Мне нравилось появившееся на его лице выражение. Херби кинул окурок в воду, и тот отлетел от удара хвоста умиравшего аллигатора.

– Я не верю, мальчик, что ты хорошо понимаешь, в какой мы ситуации.

– А я думаю, что понимаю.

– Томас, иди сюда сейчас же, пока я не…

– Раз Джонни не встает, значит, ты истечешь кровью прямо там, где сидишь, и другие аллигаторы приплывут за тобой. Ты ведь слышишь, как они кричат?

Аллигаторы ревели где-то на расстоянии. Херби повернулся в жиже и прислушался. Шок проходил, на лице начали проступать боль и страх.

– Справедливо?

– Ах ты, гаденыш! – взвизгнул он.

– Так ты разговариваешь со своим спасителем?

– Ты прямо сейчас подойдешь сюда, мелкий ублюдок! Ты…

– Нет.

– …подойдешь прямо сейчас же, или я тебя в порошок сотру!

Я сел и ждал, пока Херби кричал и пытался добраться до меня, но убийство мальчика и аллигатора, а также потеря ноги его немного подкосили. Он не мог ничего поделать, кроме как молотить по месту, где сидел. Я почти ждал, что мальчик выкарабкается и побредет прочь, зовя с плачем свою мать.

Время от времени я толкал ребенка в грудь и гладил по голове. Мимо проплывали бакланы и утки; чувствуя довольство и безопасность, я заснул в тени белых дубов под стоны Херби.

Когда я проснулся, тел не было и надо мной стоял отец. В глазах его был ужас. Аллигаторы утащили тела, подумал я, если они вообще существовали.

Я пошел за отцом домой, и о моей выдающейся доблести никто не узнал.

Но мой пояс пропал.

РАБОТА ЧАСТНОГО ДЕТЕКТИВА не сводится к стрельбе из 45-го калибра, грязным копам и соблазнительным телкам в солнечных очках, но хотя бы частично состоит из вышеперечисленного. У Ника Стила уже появились серьезные проблемы. Лили довела дело до конца, и хороший секс заставляет его чувствовать себя виноватым, когда он вспоминает о любимой умершей жене.

Стил теперь так же похож на стереотипного частного сыщика, как Лили – на фрустрированную школьную училку с зудящим лоном. Он начал пить виски, и исходящее от него амбре наполняет мой кабинет. Мне почти нравится этот запах. Веки он больше не опускает. Теперь разглядывает окружающее широко раскрытыми глазами, поскольку наблюдать за жизнью для него больше не такое тяжелое испытание. Может, под конец это лишит его разума, но он все равно склонится над бездной, испепеляя ее взглядом.

Постоянная атака ее сурового взгляда ударила по его самым уязвимым местам, наложенные швы разошлись, и сквозь них сочится душа. Трудно со всем этим справиться – с натиском Лили, ее скользким язычком, все более растрепанным пучком блестящих волос. Ее роскошное тело все больше проступает через плохо сидящую одежду, а маниакальная похоть манит все сильнее. И его постоянно преследует взгляд Евы, ее детские хвостики и гольфики.

Мозоли у него сошли, вероятно, не без помощи пемзы. Пальцы розовые как задница свиньи. Могу представить, как Лили спорит с ним, рассказывая, что ей нравятся мягкие руки, и часами умягчает его шрамы маслами и лосьонами, а потом вытирает их. Теперь руки у него гладкие словно бархат. У него появился пивной животик, и он не практиковался в боевых искусствах с момента прибытия в Кингдом Кам.

Однако Стил еще не растерял свои инстинктивные навыки. Я вижу, как он прокручивает в голове все версии, поставленный в тупик обилием вариантов, но смерть жены больше не является отвлекающим фактором. Он воспринимает меня как возможную угрозу и насторожен гораздо больше, чем до того.