Хомские тетради. Записки о сирийской войне - [60]

»[62]. Он явно взвинчен, в глаза не смотрит, того и гляди взорвется, поэтому мы не настаиваем. Райед уносится вместе с ним к штабу, на передовую. Я еле волочу ноги, меня опять лихорадит, и нет никакого желания идти с ними, снова играть в войнушку. Остаюсь дома и опять берусь за Плутарха: в любом случае, это более осмысленное занятие, чем мучить себя пустыми вопросами: когда же наконец я смогу уехать из этого проклятого города.

15.30. На востоке, где-то возле Кфар-Айя, горит здание, судя по всему обстрелянное армейскими подразделениями. По серому небу над Баба-Амром тянется гигантский шлейф дыма. Стрельба вспыхивает с новой силой.

Кот объясняет: они окружили строение, где было много солдат правительственных войск. Человек сорок мужчин – они укрылись в новостройке, рядом с голубой башней. САС собирается подвезти громкоговоритель, чтобы попытаться уговорить их перейти на сторону повстанцев. Хорошо бы туда сходить, но там стреляют из минометов.

16 часов. Выходим на улицу и бежим в штаб к Хасану. Находим его распростертым на кушетке, в полном изнеможении. На нем кожаная куртка и кроссовки. Мины падают в некотором отдалении отсюда, но у ребят есть информация от дружественно настроенных офицеров правительственных сил, что из Дамаска в Хомс уже направлены комплексы «Град»[63], мишенью для которых станет именно Баба-Амр. Мы решаем сдвинуться к центру квартала. Идти в город уже поздно.

Появляется Имад с двумя большими кастрюлями, полными фаршированных кабачков с морковью, тушенных в соусе. Мимо проходит Фади: он в ярости, лицо черное от гнева. Он только что узнал, что вчера был убит его двоюродный брат. Мы ждем, пока поест Имад, чтобы выйти всем вместе. С улицы доносятся завывания муэдзина «Allahu аkbar», голос хриплый, звучит фальшиво. А между тем чуть раньше, когда небо вдруг неожиданно посветлело и сквозь дождь проглянуло солнце, из того же громкоговорителя лился мелодичный речитатив. Это были суры Корана, ритм которым отбивали автоматные очереди и взрывы.

Возвращаемся домой, и я почти сразу засыпаю. Бойцы подходят по одному. Где-то, довольно близко, бьют минометы. Я просыпаюсь, времени 19.30. Марсель с помощью Райеда беседует с солдатами. У меня по-прежнему слабость и снова жар. Я прошу Райеда серьезно поговорить с Имадом о том, как ведет себя Ибн-Педро. Райед пытается ему объяснить, что со стороны это выглядит так, будто Ибн-Педро на нас наплевать, и что это, в конце концов, неприлично. Имад не согласен. Он утверждает, что все упирается в проблему безопасности. Наш спор носит довольно желчный характер, потом к нему присоединяется Хасан. После долгих препирательств Имад обещает: завтра, inch’Аllah.

К 20 часам в квартире становится так тесно, что нас отправляют ночевать в другое место. Это подвал, но он расположен ближе к переднему краю. Абу Язан, который нас туда ведет, подтверждает информацию насчет комплексов «Град», однако утверждает, что в подвале, куда мы направляемся, совершенно безопасно. «Правительственные силы никогда не входят в квартал по ночам». Кажется, Марселя это не слишком убеждает. Советуемся, что делать: спать здесь или настаивать, чтобы нам нашли «хату» понадежней – в центре квартала? В конце концов остаемся.

Наш новый хозяин – ливанец, он родом из Триполи, но его мать – уроженка Сирии.

Среда 1 февраля. Баба-Амр

Я хорошо выспался, хотя было холодно. Во сне видел каких-то бунтовщиков с автоматами, почему-то пляж, студентов – и все это было вроде бы связано между собой. Проснулся около 9 часов, и уже были слышны минометные залпы, хотя и в отдалении. Наш хозяин ушел, а его друг готовит нам завтрак.

Чтобы позвонить, выходим на улицу: из квартиры звонки не проходят. Напротив штаба Хасан, Алаа, Фади и другие ребята пьют чай под недавно установленным навесом. Погода сегодня недурная. Райед звонит Ибн-Педро: у того люди, к тому же точного часа отъезда он снова не называет. Он перезвонит. Абу Биляль держит его в курсе относительно обстановки в центре: повсюду вооруженные стычки, доступа в Сафсафи нет. Похоже, начинается настоящая война.

Алаа излагает нам план относительно солдат, засевших в окруженном силами САС здании. Бойцы собираются заминировать дом по периметру, потом предложить солдатам присоединиться к повстанцам и, в случае их отказа, взорвать объект.

Минометный обстрел возобновляется, одно из орудий бьет где-то поблизости. Райед слышит, как миномет свистит при пальбе. Я ему объясняю, что это хороший признак: если ты слышишь свист, то, значит, снаряд летит не в тебя. Но, похоже, я его не убедил.

11.30. Пошел дождь. От Ибн-Педро по-прежнему никаких вестей. Идем в мечеть, я сажусь там в уголок и сижу, пока Райед ходит по своим делам. Мечеть постепенно наполняется людьми, которые приходят на молитву.

Идем в школу [туда, где заседает Военный совет]. Муханнада там нет. Какая-то ирландская журналистка, абсолютно измученная, с нею Джедди и Дани. При виде Райеда Джедди впадает в ярость: «Дани, переведи ему! Я устал, нервы на пределе, я так больше не могу! Его интересует только война, война, ничего кроме войны! Гуманитарные проблемы его не волнуют». Райед: «Друг мой, это можно было бы и не переводить». Журналистка вроде бы собирается уехать завтра, я спрашиваю, нельзя ли и мне вместе с ней.