Хомские тетради. Записки о сирийской войне - [42]

Работаем на компьютерах. Я вхожу в Google Earth, и мне показывают, где мы сегодня были. «Улица смерти» между кварталами Сафсафи и Баб-Сбаа, в самом деле, выходит прямиком на крепость.

И в этом доме тоже – ни одной женщины. Сегодня во второй половине дня, когда мы обедали у будущих родственников Омара, никто из них из кухни так и не вышел. И его невесты мы тоже не увидели. Единственные дамы, с которыми нам удалось сегодня поговорить, – это две медсестры в госпитале и разгневанная домохозяйка в никабе, на улице. Еще немного, и они тут все оденутся в афганский purdah[53].

После полуночи мы ужинаем в большой комнате, и с нами десятка два бойцов САС. Настоящий пир, на столе есть все: омлет, салат с холодными бобами, сыр, labneh, mutabbal, маленькие горячие sfi has, а на десерт – халва. Один из мужчин представился как Абу Маут, «Отец смерти». Трое его братьев погибли, и мать дала обет каждый день кормить бойцов Свободной армии – до самой победы революции. Мужчины приносят ей продукты, а она готовит.

Ложимся спать в одной из комнат в глубине квартиры, в той, что служит активистам штабом. Все сгрудились вокруг печки. Абу Биляль – тоже здесь.

Четверг 26 января. Сафсафи – Баб-Дриб – Карам – аль-Зайтун – Баб-Тедмор – Сафсафи

Ночь тяжелая. Сперва бессонница, потом – дикие сны, и в итоге ощущение, что не спал вовсе. Омар Телауи сидел за компьютером почти до четырех утра, в темноте, светился только экран. На рассвете я в очередной раз проснулся. Холодный свет, голоса. Стрельба, но не очереди из автомата, а отдельные выстрелы – почерк снайпера. Интересно, удалось ли ему кого-нибудь подстрелить? В 9.30 меня будит звонок, это мобильник Абу Биляля, я его расталкиваю. Убит кто-то из его знакомых, но кто именно – неизвестно. Это те выстрелы, которые я слышал ночью? Снова звонят: выяснилось, что речь идет об одном из его соседей, двенадцатилетнем ребенке из Баб-Дриба. Они стреляют и в детей. Просто так, от скуки. Или для того, чтобы наказать этот проклятый, строптивый народ, виноватый лишь в том, что не хочет гнуть шею и молча повиноваться своему хозяину и властителю. Хозяин заслуживает того, чтобы его поджарили на медленном огне.

Мы убираем постели и идем взглянуть на тело убитого мальчика.

Пока ищут машину, прогуливаемся по кварталу. По-прежнему туман, воздух сырой, промозглый. Мне показывают вчерашний след от гранаты, оставленный на одной из дверей на старой улице. Переходим на другую сторону широкого проспекта. До крепости – метров сто, может быть, двести; даже в тумане отчетливо видны позиции снайперов. Это не очень приятно, но, похоже, выбора у нас нет. В самом деле, если Абу Биляль привел нас сюда, только чтобы мы посмотрели, нам придется снова пересекать проспект. При виде наших раздосадованных лиц он смеется.

Нашли, наконец, машину, набиваемся туда вшестером, включая Омара и Абу Аднана, который принес наши вещи. Вдобавок на блокпосте САС к нам подсаживается еще и парень с калашом по имени Абу Джафар: Баб-Дриб – место небезопасное, рядом – алавитские кварталы, да и shabbiha недалеко. Машина петляет по переулкам, потом, под шепот пассажиров, бормочущих «Bismillahi er-rahman er-rahim», на полной скорости пересекает две shawari al-maout. У въезда в Баб-Дриб – блокпост Свободной армии. Дальше – школа, в которой засел снайпер, убивший мальчика. Мы находим дом, где он жил, но труп уже в мечети. Туда мы идем пешком. Бойцов Свободной армии здесь довольно много. Тело лежит в подвале, в молельном зале, на деревянном катафалке, оно завернуто в саван, голова обложена пластмассовыми цветами. Катафалк окружила толпа взрослых и детей. Трое ребят тихонько плачут, спрятавшись за колонной. Саван приподнимают, чтобы показать нам рану на животе. Кожа ребенка уже пожелтела, глаза чуть приоткрыты, ноздри ему заткнули ватой. На верхней губе – легкий пушок, едва пробивающиеся усы.

Омар произносит над телом короткую страстную речь, Абу Биляль снимает.

Мальчика звали Мухаммед Н., на самом деле ему было тринадцать лет. Разговариваем с отцом. Вчера вечером, часов в одиннадцать, подросток перед домом рубил дрова для sobia. У него был маленький фонарик, и снайпер выстрелил. Я спрашиваю, можно ли опубликовать его имя: «Теперь уже неважно, мы потеряли самое дорогое»[54]. Мальчик умер не сразу, родные попытались отвезти его в клинику, причиной смерти стала большая потеря крови.

Отец окружен друзьями, ведет себя очень достойно, старается сдерживать эмоции. Только глаза влажные и припухшие. По их дому постоянно стреляют, стены все в дырках. Десять дней назад снайпер убил здесь еще одного ребенка, слабоумного пятнадцатилетнего мальчика.

Один из присутствующих показывает видео на своем мобильнике: обмывают тело его брата – зрелого мужчины, убитого снайпером пулей в голову. Одиннадцатилетнему сыну погибшего, когда он катался на велосипеде, прострелили плечо, отец бросился ему на помощь и погиб. Убийца, скорее всего, из shabbiha, стрелял со стороны алавитского квартала, из-за заградительного поста.

Вокруг нас собралась толпа. Истории наплывают одна на другую. Молодой парень показывает глубокий шрам на спине. Перебегая улицу, он кричал