Хомо пробкиенс - [5]

До остановки метров двести, но троллейбус мёртво стоит в пробке. В переднюю дверь жалко скребётся сутулый тип в светлом плаще - вдруг пустят. Вараев суется к водителю:

– Слышь, братан, пусти мужика, чего ты.

– Не пущу, - цедит тот сквозь зубы, - Я его у светофора выпускал уже. Тоже такси нашли.

– Да ладно, жалко тебе?

– Мне жалко! - взвивается водитель. - Жалко! Он цветы относить выходил где - на светофоре! С букетом тудым, без букета сюдым, остановки для кого?

– Ну дык, может, поругались они. Ну, братан, всё равно ж стоим.

Водитель делает морду кирпичом. Вараев досадливо машет телефоном и мощным плечом отжимает дверь. Светлый плащ робко ввинчивается в салон. Кондукторша с задней площадки верещит на такой пронзительной ноте, что позавидовала бы бормашина:

– Вы чего себе позволяете! Высажу! Дим, высади его!

– Заткнись, корова, - неожиданно рявкает водитель и троллейбус резким рывком преодолевает десяток освободившихся метров.

"Брям-брям-хррр"!

– Алло, Вараев... А, Люся. Нет, не едем, машина сломалась. Да, прямо сейчас. Ну как-как, например, на поезде. Да ладно, ничего с твоей мамой не случится, ну пропустит одни выходные. Люсь... Блин, ну пусть возьмёт такси! Всё, я на работе!

– Андрей, телефон этого, со стеклянным дизайном, забыл? А, отлично, дай ему трубочку. Алло, Саша? Значит, сейчас едешь на Пражскую, Андрей тебе распишет. Значит слушай, я тебе как манагер манагеру... хорошо, как манагер дизайнеру. Я в курсе, что у тебя процент за стеклянную мебель. Так вот, если на Пражской будет хоть одна стеклянная тумбочка, я больше с тобой дела не имею, понял? Процент свой будешь иметь в другом месте. Нет, клиент не захочет. Этот клиент не захочет, я тебе говорю. Ну, ты понял. Всё, давай.

Троллейбус снова дёргается. Вараев неуклюже хватается за поручень, выбивая из рук унылого типа толстую тетрадь с какими-то расчётами.

– Ох, извини, мужик, оступился. Алло, Семёна мне дай. Это Вараев. Трубы все привезли? Я пластик и заказывал. Хорошо, начинайте тогда. Соседи снизу должны быть на месте, я узнавал. Как жёлтый унитаз? А раковина? А ванна тоже голубая? Нет, это поставщикам по морде надо, делайте пока ванную, я перезвоню.

– Осторожно, двери закрываются, - внезапно сообщает динамик. Троллейбус потихонечку разгоняется, из левого ряда перед ним втискивается окутанный клубами чёрного дыма грузовик.

– Алло. Люсь, ну я же сказал. Нет, я не знаю. Там, может, коробку менять. Передач. Значит, на такси она не хочет, на поезде не хочет, так пусть сидит дома! Уважаю я твою маму, Люся, уважаю... Твою мать! Я тебе её что, рожу, что ли? Когда починят, тогда отвезу - всё! Люся, я на работе!

Унылый с тетрадью пробирается к выходу, когда троллейбус содрогается от удара. Металлический скрежет, звон разбивающегося стекла, чей-то истошный визг и "брям-брям" вараевского телефона смешиваются в безумной какафонии.

Возле выхода неожиданно образуется свободное пространство. Блестящая окантовка ступеней измазана красным.

– Чёрт, мужик, ты чего?

Унылый неловко скорчился на ступенях, лицо измазано кровью и грязью.

– Дима! - истерически вопит кондукторша, её голос ввинчивается в наступившую вдруг тишину. Растерянный водитель открывает двери, и унылый с разбитой головой сползает на мокрый асфальт. Вараев вываливается следом.

– Андрей, погоди. Да погоди ты, чёрт, тут мужик помирает... Всё, потом! Мужик, ты это... чёрт, куда ж тебя... ты держись, слышишь!

Водитель маячит в дверях кабины, обеими ладонями нервно приглаживая волосы. Кто-то выбирается наружу, осторожно обходя скрюченное тело. Вараев растерянно смотрит снизу вверх, натыкается на блестящие от любопытства глаза, вздрагивает, опускается возле унылого, приподнимает ему голову, не замечая, что на руках остаются черные и алые пятна.

Телефон целую вечность приглушённо верещит из кармана, потом умолкает. Вараев спохватывается:

– Алло, скорая!

Моросящий дождь размывает кровь. Людской ручеёк течёт через от замершего троллейбуса к остановке. Кое-кто косится на тело, выражения лиц - от "не повезло" до "слава богу, не я". Но большинство отворачивается. Давешний тип в светлом плаще некоторое время топчется на разделительной полосе.

Пробка рассасывается.

Вараевский телефон бесконечно звонит.

Когда подъезжает скорая, Вараев поднимает со ступенек крапчатую тетрадь и засовывает плюгавому в широкий карман куртки.

– Вы родственник? - устало спрашивает санитар.

– Нет.

– А...

Дождь заканчивается. Далеко впереди, где обочины должны сойтись в точку, виден неожиданно яркий просвет между тучами. Скорая, разбрызгивая лужи, мчится по освободившейся полосе.

Вараев ещё некоторое время стоит возле троллейбуса. У него лицо человека, который забыл что-то важное. Телефон продолжает дребезжать. Наконец, Вараев достаёт его из кармана, некоторое время смотрит на экран, потом на свои вымазанные в крови ладони. И решительно выключает аппарат.

Он разворачивается и по лужам быстро идёт к метро.