Холоп августейшего демократа - [53]

Шрифт
Интервал

— Да откуда мне, Ваше Мудрейшество! Правда, люди раз­ное говорят и пишут на эту тему: кто о гробницах последних людей донашенской расы, которые какими-то тайными знания­ми обладают...

— Масонов что ли? — с явным разочарованием произнёс Вождь, опять вставая с державного кресла и прохаживаясь по кабинету.

— Да нет, братья каменщики только ищут крупицы того, что некогда было всеобщим, — пристроившись у окна и без надоб­ности теребя бархатную портьеру, продолжил Ибрагим, — иные утверждают, что там сокрыто хранилище древних книг, изучив которые человек может стать бессмертным, кто-то уверен, что это один из лазов в иной подземный мир, куда и сгинула чудь белоглазая...

— Вот-вот, а налоги она, эта чудь, платит за пользование на­шими земными недрами? Это уже серьёзное дело, ты фискалам задание дай, пусть все недоимки взыщут и чтобы с процентами, с процентами! А откажутся платить — газом их, газом, благо, бежать из пещер некуда! Но ты меня успокоил, успокоил, — возвращаясь в кресло, уже равнодушно сказал хозяин кабинета, — хотя объясни, а то я никак в толк не возьму: из-за чего, собственно, такой перепо­лох? Ну, откроется какое-то древнее кладбище, или полки с поеден­ными мышами книгами, или схрон этих, как ты их там назвал, чуди­ков подземных, польза нам и Всемирным от этого какая?

— Об пользе мне не ведомо, а вот поручение Высших сил выполнять надо. Я вот вас внимательно послушал, хоть старик- то здесь я, а вот мудростью блещете вы! Воистину правы гово­рящие: «Молчи при солнце, за луну сойдёшь!» А не изволите ли вы поручить это щекотливое дельце провести по линии братских лож? Пусть-ка братья вольные каменщики хоть однажды послу­жат родному отечеству на деле, а не братской интригой. Да и на­местник у вас там боевой, сам генерал Воробейчиков, стреляный, так сказать, воробей, простите за каламбур.

— Опять ты прав! А знаешь, братец, назначу-ка я тебя с сего дня ещё и главным своим Советчиком, — и с этими словами он взял неумелыми пальцами вечное перо и вывел на пустом бланке Все­народных Указов свою замысловатую подпись. — Ну вот, теперь порядок, — любуясь своими вензелями и завитками, произнёс Вла­ститель и протянул покрасневшему от удовольствия подчинённому гербовую бумагу, — держи, текстец сам присобачишь.

Совершив сие государственной важности деяние, Всеобщее Величество встал и неторопливо подошёл к окну.

— Так, говоришь, масонов припахать? Хорошая идея, хоро­шая, а то они всё нас пытаются учить щи варить, да у посольств шакалят, вот пусть попотеют. Срочно рескрипт Наместнику. и, знаешь, ступай-ка ты, братец, устал я больно, устал. Да, не­пременно ещё кого-то пошли туда для пущего соглядатайства, да и не одного! Только чтобы не из опричников, совсем псы опар­шивели, совсем. Будем чистить, будем чистить. Хотя всё же бом­бой, мне кажется, было бы сподручнее. Нет пещеры и спросу нет. Можно подумать, семёрочники уж больно охочи книжки читать да чужих советов слушаться. Ну, ступай, ступай.

Не успела затвориться за осчастливленным столоначаль­ником дверь, как Правитель схватился за трубку прямой связи с грозным начальником пёсьих голов.


19


Макута был поражён услышанным. Вход в Шамбалу почти прямо под ним! Как уж здесь не опешить, получается, что ходов этих может быть сколь угодно!

— И кому эта светлая идея пришла в голову, покойницу в катакомбы запихнуть? — строго спрашивал Сар-мэна атаман, усевшись по-восточному на белой кошме, покрывавшей низень­кий широкий диван в личных покоях хозяина дома. Все осталь­ные участники этого скорее допроса, чем дружеского разговора, понуро стояли перед вожаком. За их спинами, прислонившись к дверному косяку, с безразличным видом скучал Митрич.

— Вон его невесте, — кивнул головой на Еноха Сар-мэн. — Она про эту Шамбалу столько всякой-всячины, оказывается, знает, у неё подружка в каком-то тайном обществе «Праведного Беловодья» состоит...

— И где эта невеста сейчас? Пусть всё мне сама и поведает, а то от вас никакого толку, битый час какую-то ахинею невпопад несёте, уже голова кругом идёт. Зови сюда даму. А вообще, атаман, ничего я в твоём борделе не разумею, кто с кем, что почём? Этого, — Бей показал рукой на Понт-Колотийского, — в плен забрали с ныне по­койной, как оказалось, твоей сорбонской зазнобой, никакой другой невесты при господине чиновнике не имелось. Так?

В ответ раздавалось лишь сопящее молчание.

— Молчите? Хорошо. В ту же ночь захватили ещё двух де­вок — дочку барыни Званской и ейную служанку, Дашку, кажется. Дашка эта женихается с Юнькой, который, бродяга, всю эту кашу с подземельями и заварил, — вожак проворно вскочил и хватанул Юня за правое ухо. — Верно я говорю, олух царя небесного?

— Верно, гражданин атаман-баши! Ой, больно, дядечка! Больно! Пусти, пусти! — парнишка, вывернув шею, почти висел на своём ухе.

— Пусти, говоришь? Я те счас пущу! Митрич! Камчу мне! — и выпустив ухо молодого разбойника, принялся охаживать его по­данной телохранителем нагайкой. — Вот я тебе пущу! Это тебе за девок! Будешь знать, как их по ночам из дома сводить! Это — за воровство чужих накидок! А это за тягу к разбойничьей жизни!


Еще от автора Валерий Николаевич Казаков
Холопы

В Сибруссии, одном из трех оставшихся в мире государств, правит Президент-Император, Преемник Шестой. В этом государстве нравы царят узнаваемые, порядки – крепостнические: прошло уже немало лет с тех пор, как народ прикрепили к земле. В лесах свирепствуют лихие люди, в городах – не менее лихие чиновники...


Чужая слёзница

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тень гоблина

Политический роман — жанр особый, словно бы «пограничный» между реализмом и фантасмагорией. Думается, не случайно произведения, тяготеющие к этому жанру (ибо собственно жанровые рамки весьма расплывчаты и практически не встречаются в «шаблонном» виде), как правило, оказываются антиутопиями или мрачными прогнозами, либо же грешат чрезмерной публицистичностью, за которой теряется художественная составляющая. Благодаря экзотичности данного жанра, наверное, он представлен в отечественной литературе не столь многими романами.


Асфальт и тени

В произведениях Валерия Казакова перед читателем предстает жесткий и жестокий мир современного мужчины. Это мир геройства и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновных интриг и безудержных страстей. Особое внимание автора привлекает скрытная и циничная жизнь современной «номенклатуры», психология людей, попавших во власть.


Рекомендуем почитать
Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви

Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.


На пределе

Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.